Ей претит просить помощи у этой чрезмерно яркой женщины, но идея, пришедшая в ее голову не так давно, съедает изнутри, и с этим нужно что-то делать именно сейчас. Эффи видит в глазах Мейсон странный голод, безумный, на грани отчаяния, и принимает то решение, которое требуется. Ей хватает нескольких минут, чтобы одеться, и Джоанна громко восхищается этой скоростью, заранее приготовившись к долгим переодеваниям. Впрочем, это не единственная черта Эффи Бряк, которая сегодня вызывает у Мейсон столь бурные восторги. Потому что внутрь хорошо охраняемой больницы они попадают в рекордные сроки. Эффи, строгая и подтянутая, в неприлично ярком деловом костюме покровительственно разговаривает с охраной на посту, затем, отчитав всю смену, вынуждает главного из охранников сопроводить себя и победительницу прямо к палате Китнисс. Правда, далее возникают проблемы.
- Не положено, - заявляет один из наблюдателей, сидящий в темной комнате непосредственно перед входом в палату Эвердин. Джоанна думает о том, что для простой пациентки, да еще и находящейся в коме, подобная охрана чрезмерна, но сама в разговор не вмешается, играя убитую горем подругу Китнисс, которая только хочет увидеться больную хоть одним глазком. – Нужно письменное распоряжение.
Эффи закатывает глаза, и выглядит крайне разозленной.
- Плутарху Хевенсби не понравится подобный ответ, - заявляет она громко. – Он позволил мне приходить сюда в любое время.
- Да. Вам, - соглашается охранник. – Ее в списке не было, - и смотрит на Джоанну.
- А Пит Мелларк в этом списке есть? – интересуется Джоанна, не сумев сдержаться.
Военный загадочно улыбается, но не отвечает. Мейсон хочет хлопать в ладони. Она думает, что Пит Мелларк занесен в список людей, которые ни в коем случае не должны попасть в палату Эвердин ни под каким предлогом. По крайней мере, это был бы очень логичный поступок.
Вскоре Джоанне надоедает слушать разговор двух людей, она пристальным взглядом изучает картинки, поступающие на экран с камер, установленных в палате. Три камеры, направленные на неподвижное тело с разных ракурсов. Какая странная предосторожность, думает Джоанна, какое-то время изучает огромную чашку с остатками кофе на дне, стоящую на полке, а потом, взвесив чашку в руке и найдя ее ощутимо тяжелой, просто бьет ею военного в висок. Эффи сдавленно ойкает, и отступает, когда тело военного оседает в ее сторону, и почти не чувствует удара, которым Мейсон благодарит ее за все услуги. Джоанна изучает приборную панель и находит кнопку, открывающую дверь в палату. Большая часть дела уже сделана, думает она рассеянно. Призракам пора выбирать, на чьей стороне они продолжат существовать.
У Китнисс по-прежнему спокойное лицо. Тонкие руки. Все тело ее истыкано иголками, все лекарственные препараты, смешиваемые с ее кровью, не имеют ни цвета, ни запаха. Джоанна смотрит на свою несостоявшуюся подругу со смешанными чувствами, блокирует дверь в палату изнутри, удивляясь непредусмотрительности проектировщиков. И подходит ближе. Она помнит про три камеры, следящие сейчас за каждым ее движением, и пытается понять, когда приблизительно начнет сходить с ума сирена. Ей должно хватить времени даже по самым осторожным подсчетам.
- Привет, Китнисс, - начинает Мейсон как-то неуклюже. – В последний мой визит я ничего не сказала лично тебе, и вот, не поверишь, замучилась думать о том, что мне так много нужно тебе рассказать. Впрочем, ты не будешь в восторге, Китнисс, потому что я пришла признаться тебе в том, как сильно тебя ненавижу, - последние слова Джоанна выдыхает на ухо неподвижной Сойке и улыбается. – Ты виновата во всем, что произошло, но ненавижу я тебя вовсе не за это. Ты была виновата, но пострадали все, все потеряли всё и даже немного больше, чем всё. Но одна ты так позорно сдалась. Ты слабая, Эвердин. Жалкая. Лежишь здесь сейчас, как ледяная, не живая, не мертвая. И одним своим промежуточным существованием причиняешь всем им боль. Хеймитчу, который мучается от чувства вины, вполне обоснованным, конечно. Питу, хотя Пит никогда не признается в этом. Даже мне, потому что я слишком тесно общаюсь с этими двумя людьми, помешанными на тебе, - зло сплевывает на пол. – Они только и говорят, что о тебе. Какой ты была. Как они тебя любили, ненавидели, как спасали и не могли спасти. Ты мертва, Китнисс, но ты не позволяешь им продолжать жить. Пришло время выбирать, - заключает и с безумной улыбкой, вскрикнув, толкает ногой постель Сойки.
Джоанна слаба, но злость и гнев, так долго копившийся внутри, находит возможность для выхода. Потревоженные приборы пищат, и Мейсон наблюдает за разноцветными лампочками с любопытством, а затем, будто набравшись смелости, торопливо начинает вынимать все иголки, скрывающиеся под кожей Эвердин. Краем глаза она замечает стоящий в отдалении удобный мягкий стул, и книгу, небрежно оставленную в раскрытом расстоянии на полу. Ничего подобного здесь не было во время их визита, откуда все это могло бы взяться? Джоанна мало, впрочем, думает о книге.