Приз

– Температурка нормальная, можно даже и не измерять. Я температуру на ощупь определяю, без градусника, с точностью до двух десятых. У тебя сейчас тридцать шесть и шесть. Это классно.

Перед зеркалом над раковиной она подкрасила губы, поправила шапочку, обернулась, улыбнулась Василисе.

– Ты, может, кушать хочешь? Или чайку?

Василиса слабо улыбнулась в ответ и помотала головой.

– По-маленькому, по-большому не надо? А то давай, провожу. Ну ладно, нет, так нет.

Сестра поставила новую капельницу, подтянула одеяло.

– Спи, бедолага. Во сне все проходит. Авось проснешься и заговоришь.

***

– Я был уверен, что это он, до последнего момента я был уверен, – пробормотал Григорьев, налетев на Кумарина в фойе гостиницы.

– Андрей Евгеньевич, да что с вами? Вы мне ногу отдавили, идете, как сомнамбула. Больно, между прочим, теперь вот буду инвалидом по вашей милости. – Кумарин сделал несколько шагов, нарочно прихрамывая.

– Простите, Всеволод Сергеевич, я не нарочно. – Григорьев совсем растерялся и расстроился.

– Еще не хватало, чтобы вы это сделали нарочно! – Кумарин покачал головой. – Ну и видок у вас!

Григорьев повернулся к зеркалу, потрогал двухдневную седую щетину, пригладил волосы.

– Да, действительно, краше в гроб кладут.

– Пойдемте выпьем.

Кумарин развернулся и направился к бару. Григорьев едва поспевал за ним.

– Всеволод Сергеевич! Вы хромать забыли.

Кумарин только хмыкнул в ответ. Они уселись за крайний столик. В баре было пусто, тихо играл старый джаз. Звезда времен Второй мировой войны Пегги Ли пела нежный, давно забытый шлягер «Я так мало знаю о тебе». Григорьев прикрыл глаза, стал подпевать про себя, едва заметно шевеля губами, слегка покачивая головой в такт музыке. Кумарин заказал коньяк.

– Что же произошло в последний момент? – спросил он, когда кончилась песня.

– А? – Григорьев растерянно моргнул.

– Когда вы отдавили мне ногу, вы сказали: «Я до последнего момента был уверен, что это он», – напомнил Кумарин.

– Рейч не нашел ни одного снимка. Негативы тоже пропали. Никаких следов взлома, ничего. Трех альбомов и двух коробок с негативами просто не оказалось в сейфе. Он готов был показать, продать. Но все исчезло, включая фотографии девяностых. Рейч был в шоке, у него чуть не случился сердечный приступ. Я даже хотел вызвать ему «скорую».

– То есть все выглядело вполне натурально? – уточнил Кумарин.

– Ну да, да. Либо он гениальный актер, либо я полный идиот. Я кое-как успокоил его, стал спрашивать подробно, что именно пропало. Я хотел его проверить. Дело в том, что я знал совершенно точно: снимок, из-за которого Макмерфи сейчас в отпуске, был именно у Рейча. Он приобрел его в девяносто восьмом, у некоего Карима. —Григорьев хлебнул коньяку, немного успокоился. – Этот Карим был главной и единственной нашей зацепкой.

– Вы мне о нем не рассказывали, – нахмурился Кумарин.

– Не успел, – Григорьев кивнул барменше и попросил сделать ему большую чашку чаю с мятой и ромашкой. – Карим – вполне добропорядочный гражданин США арабского происхождения, – сказал он, когда девушка отошла, – сотрудник крупной фармацевтической фирмы. Хозяин виллы, на которой Макмерфи встречался с бандитами. Коллекционер. Собирал личные вещи знаменитых злодеев.

– Интересное хобби, – заметил Кумарин, – даже интересней, чем у Рейча. Он хотя бы изучает историю.

– Я видел кое-что из его коллекции. Например, расческу Чикатило, грязный носок молодого Сталина. До сих пор пованивает.

– Вы издеваетесь?

– Ничуть. Лет пятнадцать назад он специально летал в Россию, в Ростов-на-Дону за расческой и в Туруханский край за носком. С середины девяностых Карим через Интернет активно общался с Рейчем, хотел купить у него чуть ли не всю его коллекцию. Рейч навел о нем справки и предложил обмен. Встреча Макмерфи с египетским доктором Абу-Бакром и чеченским полевым командиром Хасановым была заснята по инициативе Абу-Бакра. Хозяин виллы отпечатал несколько кадров, привез Рейчу и получил за это бритвенный прибор, принадлежавший Геббельсу. Собственно, этот прибор окончательно убедил руководство отправить меня в гости к Рейчу. Редкий экспонат Обнаружили при обыске на вилле Карима, упакованный в стеклянный сундучок, снабженный биркой с пояснениями, как и все прочие экспонаты. Самого Карима нашли мертвым. Только тогда и стало известно о его странном хобби.

– Наверное, к нему явился Сталин за носком.

– Или упыриха Майнхофф за своей пудреницей. А может, все злодеи сразу. В общем, он повесился в ванной. Самое неприятное, что никто из нашего департамента не успел с ним до этого побеседовать. Негативы той съемки скорее всего остались у Абу-Бакра.

– Так, может, это вообще работа Абу-Бакра, от начала до конца?

– Ему это ни к чему. Хлопот много, выгоды никакой. Снимков афганского периода у него не было, во Франкфурт он не летал, ни он, ни его люди в дом Рейча не приходили. Ограбление исключено.

– Ну тогда надо трясти голубую фею мужского пола, – пожал плечами Кумарин, – тут возможны три варианта: он сам провернул все это, либо продал кому-то, либо просто проворонил, оставил случайного гостя наедине с коллекцией.