Эллен оставили лежать на спине в грязи, под проливным дождем. Ее глаза были закрыты. Она чувствовала себя ничем, лишь униженной, опустошенной рабыней. Она не осмеливалась даже смотреть в сторону Селия Аркония. Конечно, он видел как его рабыня брыкалась, извивалась и дергалась, стонала, кричала и задыхалась, облизывала и целовала, унижалась и просила, обнимала своими маленькими ногами их мускулистые тела, словно хотела подольше удержать в себе.
В какой неописуемый ужас, возможно, пришли бы ее бывшие земные сестры феминистски, но они не были в ошейниках на другой планете, не ходили в откровенных туниках, сверкая то грудями в декольте, то бедрами в разрезах, их не валили на землю и не приказывали обслуживать мужчин! А может их взволновало бы все случившееся, и они позавидовали бы ей, тому глубокому, бескомпромиссному доминированию, которому она была подвергнута, доминированию, шанс получить которое из рук мужчин Земли был самым что ни на есть маловероятным, доминированию, без которого они не могли понять глубины своей женственности.
Солдат было пятнадцать. Она даже не могла вспомнить, которым был тот, что решил использовать ее в своих мужских целях на колесе. Терсию Майору так и не разрешили даже дотронуться до нее. Офицер же сам воздержался от ее использования. Один раз она взглянула на связанных пленников. Порта Каньо и его товарищей, Фела Дорона и Локвата происходящее, казалось, интересовало немногим больше, чем если бы кто-то проверял при них чью-либо маленькую, шелковую самку слина на предмет скорости ее бега. Раненный мужчина из компании Мира лежал в траве связанный, слабый, несчастный и не смотрел в ее сторону. Егерь, наоборот, сверкал глазами, остро, взволнованно нетерпеливо ловил каждое событие и движение последовательного изнасилования рабыни, похоже, едва способный к контролировать себя. Эллен еще подумала, что он скорее всего был еще плохо знаком с Гором. Интересно, видел ли он, несомненно землянин, вероятно знакомый только я холодными, инертными, смущенными, несчастными, непробужденными женщинами Земли, прежде что-нибудь подобное реакции рабыни познавшей свой ошейник. Знал ли он прежде, спрашивала себя Эллен, о скрытой в женщинах страсти, ожидающей только того, чтобы быть разбуженной зовом рабовладельцев? Начал ли он постигать радость жизни в мире природы, слишком мудрой, чтобы делать ложные шаги, в неиспорченном столетиями безумия, мире, в котором мужчины были мужчинами, а женщины, если они в ошейниках, должны быть собой, их рабынями. Была ли у него когда-либо рабыня? Говорят, что, как только мужчина испытал рабыню, ему становится трудно снова начать мыслить в понятиях свободных женщин. Вероятно, нет нужды удивляться тому, что свободные женщины, так ненавидят рабынь. Интересно, есть ли на Земле такие мужчинах, что в своих анклавах на ее прежней планете держат рабынь, порабощенных женщин Земли или доставленных на Землю гореанок? Эллен надеялась, что они все же не привозили туда гореанских женщин, особенно рабынь, поскольку это было бы очень похоже на то, как если бы прекрасное, деликатное существо с теплой кровью, уязвимое, естественное и любящее выбросили бы где-нибудь в арктической пустыне, месте враждебном к теплу, страсти и любви. Впрочем, привести на Землю гореанскую свободную женщину, было бы не менее ужасным поступком. Боюсь, какое-то время она была бы не в силах понять, что за ужасная вещь была с ней сделана. Впрочем, рано или поздно она, несомненно, освоилась бы и попыталась найти тех, кто так ужасно пошутил над ней, а в случае успеха, сорвала бы с себя перед ними одежду и на животе умоляла бы их, покрывая их ботинки поцелуями, вернуть ее на Гор, пусть даже не больше, чем голой рабыней в ошейнике, чтобы избавиться от нее на самом низком из рынков.
В какой-то момент глаза Эллен встретились с глазами Мира, и в них она прочитала только презрение. Она отвела взгляд первой. Бедный Мир, думала девушка. Сколько же земного все еще осталось в нем! Как не хочется ему позволить женщине быть самой собой. Как он хочет видеть ее, соответствующей сухим, политически прописанным, общественно стандартизованным стереотипам. Кажется, что он хочет рабыню, и он не хочет, чтобы она была рабыней. Как, оказывается, много Земли прячется в тебе, дорогой Мир. Извини, Мир, но я — рабыня. И это — то, что я есть. Я изучила это здесь, на этой планете. Такова правда. Я не могу быть половиной рабыни. Я должна принадлежать мужчине, который распознает то, чем я являюсь, и будет получать от меня все, что я есть, все, что я должна дать, и даже больше, в противном случае меня ждет плеть.
Она не осмеливалась смотреть на Селия Аркония.
Он видел, как она отдавалась другим, публично. Эллен надеялась, что, если она выживет, если он не убьет ее, обойдется не больше, чем ударом, то он просто продаст ее. Конечно, он, гореанин, и знает беспомощную природу рабыни, как и то, что мужчины, несмотря на все ее самые страстные желания, могли сделать и сделают с ней. Насколько же мы беспомощны, думала она, рабыня.