Приз Гора

— Будет разумно поскорее покинуть это место, — заметил Порт Каньо. — Наверняка, слины все еще где-то рядом.

Селий Арконий подошел и встал перед Миром.

— Ты спас мне жизнь, — покраснев от ярости, бросил он.

Мир только пожал плечами.

— Вот, — сердито буркнул тарнстер, — ключ к наручникам рабыни. Она твоя.

— Нет, Господин! — воскликнула Эллен.

— К его ногам, — рявкнул Селий, — целуй и облизывай их! Отдай почтение, шлюха! Подобающее твоему новому владельцу!

Испуганная и обезумевшая, заливаясь слезами, Эллен, не поднимаясь с колен поползла к Миру, но, потеряв равновесие, неловко завалилась на бок, а затем перекатилась на живот и, дергая скованными за спиной руками, проползла еще немного, чтобы склонив голову и растянувшись ничком, как это подобает рабыне, прижаться губами к его ногам.

— Нет, Господин! Пожалуйста, нет, Господин! — повторяла она при этом.

— Ты найдешь ее плохо обученной и никчемной, — предупредил Селий Арконий.

— Это мне известно, — кивнул Мир. — Но я возвращаю ее тебе. Вот ключ к ее наручникам.

С этими словами он отступил от Эллен. Когда она повернулась на бок и подняла голову, ключ уже снова был в руках Селия.

— Почему? — спросил Селий Арконий, поигрывая ключом.

— Кому нужна плохо обученная и никчемная рабыня? — поинтересовался Мир.

— Возможно, — хмыкнул Селий Арконий, с любопытством глядя на работорговца, — Ты можешь оказаться достойным Домашнего Камня.

— Когда-нибудь, — пожал плечами Мир, — я хотел бы стать достойным этого.

— Что планируешь делать, куда пойдешь? — спросил тарнстер.

— Хотел попросить у вас брезент, уложить на него моего раненного товарища и тащить его в Брундизиум. Боюсь, что в Ар я сейчас возвратиться не могу. Думаю, что должен начать все заново, но как человек вашего мира, а не моего.

— Тогда я уверен, — сказал Селий Арконий, — что Ты действительно достоин Домашнего Камня.

— Возможно, когда-нибудь, — улыбнулся Мир.

— Вот моя рука! — предложил Селий Арконий.

— Приму ее с радостью, — ответил Мир. — А теперь я должен уделить внимание моему товарищу.

— Господин! — вздохнула Эллен, а когда тот повернулся лицом к ней, обратилась: — Ваша рабыня просит снять с нее наручники.

Молодой человек хмыкнул, но, присев рядом с ней, все же избавил ее от аксессуаров, которые так невинно и надежно ограничивали ее свободу. Едва наручники свалились с ее запястий, девушка немедленно встала на колени около него и, обхватив его ногу руками, прижалась головой к его бедру, а затем кротко поцеловала.

— Я люблю вас, Господин! — призналась она. — Я люблю вас, я люблю вас, мой господин!

— Это нормально, — сказал он, — то, что рабыня любит своего хозяина.

— Да, Господин! — согласилась Эллен и, заплакав, принялась снова и снова целовать его.

С ее шеи все еще свисала веревка. Оторвавшись от ноги господина, Эллен поняла глаза и, глядя вверх, прошептала:

— Я — на поводке, Господин.

— Не соблазняй меня, рабская девка, — буркнул он.

— Да, Господин, — улыбнулась Эллен.

«А может ли рабыня не соблазнять мужчину? — восхищенно спросила она про себя, поскольку не осмеливалась высказать это вслух. — Все ее существо и существование являются искушением для мужчин!»

— Вы только гляньте на это! — крикнул Фел Дорон с другой стороны фургона. — Смотрите! Смотрите сюда!

Он появился из-за фургона, неся, перекинутую через плечи, тушу недавно убитого степного табука.

— Откуда это в лагере? — удивился Порт Каньо.

— А я знаю? — усмехнулся Фел Дорон.

— Ну тогда сегодня мы будем пировать, — заключил Порт Каньо, вглядываясь в окружающее их бескрайнее море трав.

— Похоже, — заметил Мир, — мы не одни.

— Возможно, мы были одни, но не были одни, а теперь мы можем снова остаться одни, — задумчиво проговорил Порт Каньо. — Трудно сказать. Кто может это знать?

Мужчина подошел в краю лагеря и повернувшись лицом в степь, крикнул во весь голос:

— Если вы еще там, примите нашу благодарность!

— Я голоден! — выкрикнул Терсий Майор, так и сидевший внутри своего круга сложенного из бесполезного оружия.

— А Ты приходи на наш пикник и пируй с нами, — с виду радушно пригласил Порт Каньо, однако при звуке его голоса на ум приходило сравнение с вложенным в ножны кинжалом.

Терсий Майор сжался посреди своих пистолетов. Проплешина располагалась на небольшом возвышении, так что он находился несколько выше уровня остального лагеря. У лучника, сообразила Эллен, если бы тот захотел, не возникло бы особых трудностей с попаданием в такую мишень. Таким образом, можно было заключить, что либо его не волновала такая цель, либо он снова ушел.

Фел Дорон сбросил маленького табука в траву перед своими товарищами, а потом осмотрелся вокруг себя и сказал:

— Оттащу-ка я тела в степь. В округе точно есть слины, и еще больше их, уверен, соберется позднее.

Тела, насколько понимала Эллен, будут отданы природе, ветру и солнцу, дождю и снегу, жаре и холоду, слинам, уртам и джардам, безбрежной таинственной природе, из которой они сами когда-то вышли. Природа для гореан — объект любви и уважения. Преступления против нее расцениваются как самые отвратительные.

— Ну тогда я займусь разделкой туши, — решил Порт Каньо и обнажил нож.