Нас обоих, меня с Ти-фа-ни, обнимают снова и снова, все в племени желают нам счастье, находятся два кожаных мешка с выброженным сах-сах, и празднование начинается. В Южной пещере осталось не так много народу, так что это похоже на вечеринку в узком кругу, но все равно очень приятную. Ко мне один за другим подходят мои недавние соперники и желают мне счастья. Никто не обижен, хотя очевидно, что они разочарованы. Как, кто-то, вообще может соперничать с резонансом? Решение за ним вне зависимости от того, что нам хочется, и их не выбрал именно он. Я вижу, как некоторые с легким интересом посматривают на Джо-сии, но она кажется задумчивой, болтает с Фарли и гладит маленького двисти. Моя сестра покрыла этого зверя косичками и разноцветными лентами, вплетенными в его густую гриву.
Над огнем жарится насаженный на вертел только что пойманный снежный кот, а мы едим ломтики окровавленного сырого мяса, в то время как люди ждут, пока пожарятся их куски. Раздаются вкусные семена, и все смеются и отлично проводят время. Джо-сии поет песню под названием «Гиллиганс Айленд*», которая вызывает бесконечное веселье у человеческих женщин. Приносится последнее сах-сах, и Фарли, достав свои краски, рисует красочные узоры на коже всякого, кто ей это позволяет.
Я пью мало. Завтра будет напряженный день. Мы будем закрывать Южные пещеры и начнем обратный путь к Главным пещерам племени. Там мы начнем все сначала. У нас с Ти-фа-ни будет своя пещера, уединенная и вдали от остальных. Теперь начнется наша настоящая совместная жизнь.
Она оглядывается на меня, в то время как Фарли рисует желтый завиток на ее смуглой щеке, и ее глаза светятся от счастья. При виде ее, озаренной светом пламени костра, мой кхай поет.
Моя пара.
Когда ее взгляд начинает курсировать вверх-вниз по моему телу, а мой член в ответ на это набухает, в ее глазах появляется страстный взгляд. Хотя лихорадка первоначального резонанса утихла, я все еще возбуждаюсь, когда моя грудь напевает вместе с ее. Что-то шепнув Фарли на ухо, она поднимается на ноги и подходит ко мне.
— Может, уйдем с вечеринки пораньше? — спрашивает она меня, скользнув ладонью в мою.
— Устала? — спрашиваю я.
— Страшно вымоталась, — шепчет она, но ее взгляд излучает вовсе не желание спать. Оно излучает обещание.
Я усмехаюсь.
— Ну что…. тогда пойдем, найдем наши шкуры?
— По-моему, это превосходная идея. — Она озирается вокруг, словно желая выяснить, не наблюдает ли за нами кто-нибудь. Затем она, легонько пожав плечами, тянет меня к пещере, которую она разделяет с Джо-сии. В ответ на это кто-то начинает ухать, и я смеюсь, потому что в эту пещеру тайно не сбежишь. Правда, на этот раз не имеет значения, что они знают. Мы спарены. Ничто это не изменит.
Пусть знают, что я забираю свою пару в шкуры и оближу каждую частичку ее плоти. Пусть они услышат ее крики удовольствия. Это даст им понять, что она моя. Моя пара, мой резонанс.
Мое все.
Часть
18
Я испускаю тяжёлый вздох, наблюдая, как Тифф с Салухом не так уж и украдкой пробираются в пещеру, чтобы трахнуться разок-другой. Я рада их счастью, но после проведенных последних несколько дней рядом с ними, мои чертовы нервы уже не выдерживают. Они стали резонировать. Отлично. Я вне себя от радости за них. Еще и завидую, но радуюсь все же больше. Что самое трудное, так это то, что я продолжаю переживать за себя. Я последняя свободная женщина, последний одинокий человек. Мне что, придется жить в этой пещере одной? Мне что, придется надолго застрять в чьей-то чужой пещере, как забракованному изгою? Мне что, придется слушать, как все остальные занимаются сексом, осознавая, что у меня никогда не будет пары, потому что Харлоу не может починить этот гребаный хирургический аппарат?
Я мрачно пялюсь в огонь. Даже все это ужасное пение ша-кхай — а они, черт побери, в этом реально ужасны — и алкоголь меня не радуют. Все было бы не так уж и плохо, не будь я последним неспаренным человеком. Тогда я не чувствовала бы себя полностью отвергнутой.
А сейчас? Сейчас я чувствую себя полностью отвергнутой.