Приз

— «Вриль» — перебил Рейч, поморщился и положил желтую от масла булочку на тарелку, так и не откусив, — в конце мягкое «л». Так называлось одно из многочисленных оккультных обществ в Германии в начале двадцатого века. Членом «Вриля» был Карл Хаусхофер, генерал, дипломат, географ, профессор Мюнхенского университета, один из ведущих теоретиков нацизма. — Рейч откусил булочку, задумчиво похрустел. — Я же говорил вам, Андрей, торг продолжается. А вы не верили. Приз победителям.

Григорьев залпом допил сок, налил себе кофе из маленького кофейника.

— Генрих, вы ненавидите нацизм. Вы ненавидите его так сильно, что отдали ему полжизни. Как же получилось, что с вами рядом оказался Рики? Вы не могли не знать, что он неонацист.

— Мне не важно, кто он. Я его люблю. У меня не было родителей, семьи, детей. Теперь у меня есть Рики. Что с ним? Он арестован?

— Он погиб. Мы ужинали в ресторане, он выпрыгнул с балкона. Внизу было море, скалы. Он разбился насмерть. Это произошло неожиданно, мы не успели…

Рейч закрыл глаза, помотал головой. Ложка с тихим звоном выпала из его руки. Губы шевелились. Григорьев встал, подошел ближе и услышал жалобный быстрый шепот:

— Деточка, мальчик мой… Господи, это невозможно, я знаю, я все понимаю, но, пожалуйста, прости его, прими его несчастную глупую душу.

Не открывая глаз, он перекрестился и продолжал шептать, уже совсем невнятно. Губы быстро, сухо трепетали, по щекам текли слезы.

— Генрих, может быть, позвать врача? — осторожно спросил Григорьев.

— Нет. Никого не зовите. Уйдите, Андрей. Мне надо побыть одному.

* * *

Капронового шнура Дмитриев так и не нашел. Когда приехала группа, бинты поменяли на нормальные наручники, застегнули их спереди, посадили арестованного на стул и дали покурить.

Он наконец представился: Данилкин Михаил Анатольевич. Сообщил дату рождения, адрес. Сказал, что документы его лежат в машине, назвал марку и номер машины, объяснил, где она стоит.

— Ничего говорить не буду без адвоката, — заявил он следователю Лиховцевой, после того, как она зачитала ему его права.

Данилкина привели в кабинет, показали Василисе.

— Нет. Я его никогда раньше не видела, — сказала Василиса, — тот, которого я видела, меньше ростом, плечи не такие широкие. Форма головы другая.

— Уведите его отсюда, пожалуйста, — испуганно попросил Дмитриев.

Арестованного вернули на кухню. Усадили.

— С какой целью вы проникли в квартиру? — спросила Лиховцева.

— Не буду ничего говорить без адвоката.

— Ты сказал, тебя прислал сюда человек по фамилии Приз, — напомнил Арсеньев, — он прислал тебя забрать перстень.

— Какой перстень? — Данилкин захлопал глазами.

— Этот? — Зинаида Ивановна кивнула на кухонный стол.

Там лежали отмычки, пистолет и мужской перстень белого металла, с печаткой.

— Не знаю. Никогда не видел.

— Пистолет, отмычки тоже никогда не видели?

— Без адвоката говорить не буду.

— Человека, которого зовут Приз Владимир Георгиевич, знаете?

— Ночью допрашивать не имеете права.

Арестованного увезли. В квартире остались Маша, Арсеньев и Зюзя. Дмитриев заварил свежий чай, Василиса вышла на кухню, села со всеми за стол и спросила:

— Вы точно знаете, что Гриша Королев погиб? Вы видели его мертвым? Вы уверены, что это он?

— Да, Вася, я видел его, — сказал Арсеньев.

— Но вы же его не знаете, вы только по фотографии…

— Мы были соседями. Его мама и брат живут этажом ниже.

— В новом доме? На Зональной улице?

— Да.

— Значит — вы Александр Юрьевич. Он рассказывал о вас. А другие? Оля, Сережа?

— Их тоже нет, — сказала Зюзя. Дмитриев вдруг вскочил и протянул Зинаиде Ивановне маленький белый прямоугольник.

— Вот!

— Что это? — удивилась Лиховцева.

— Визитка журналистки, которая рекомендовала медсестру. Оказывается, визитка все это время спокойно лежала у меня в кармане.

— Погодите, какая журналистка? Какая медсестра? — Зюзя устало прикрыла глаза. — Нет, я так не могу, давайте по порядку.

— Медсестра связана с бандитами, — сказала Василиса, — они ее прислали. Она хотела вколоть мне кетамин, но не успела. Дед ее прогнал. Надо позвонить журналистке и расспросить ее. Фотограф, который был с ней, тоже как-то замешан, — она всхлипнула и спросила: — Значит, точно все погибли? Гриша, Оля, Сережа?

— Да, девочка. Все, — кивнула Лиховцева, — если тебе тяжело сейчас говорить, мы можем завтра. Разговор долгий, сейчас очень поздно, тебе надо поспать.

Василиса слабо улыбнулась сквозь слезы.

— Мне? Тяжело говорить? Знаете, мне все время кажется, что вот, еще слово, и я опять не смогу. Замолчу.

* * *

Приз ждал звонка Михи. В половине первого к нему приехала Марина. Он заставил себя вызвать ее, опять принял стимулятор и сделал все возможное, чтобы она окончательно расслабилась, не задавала больше никаких вопросов по поводу Дмитриева и медсестры Нади. Это было важно, поскольку новость о жестоком убийстве известного режиссера и его внучки дойдет до нее непременно, и довольно скоро.