Приземления

Пригласила их с матерью к себе на окрошку. Слайды оставила.

Третья встреча.

… Он пришел, один – я не сочла удобным спросить, почему один… Гуляли по парку. Сидели на зеленой скамейке. Говорили о Гамлете. Где-то выпили кофе.

Встреча четвертая.

… Он позвонил и пригласил нас с моей дочкой к себе в Лонг-Айленд* (*нью- йоркский пригород особняков). Не преодолев тупого упрямства ее (дочки) переходного возраста, я отправилась в путь одна…

Он ждал в конце платформы. Целуясь при встрече, крепко стукнулись светозащитными очками…

Во дворе большого дома то ли трудились, то ли хозяйничали какие-то люди, представленные мне как рабочие. Впрочем, они скоро исчезли, бесшумно уехали на своем грузовичке…

В доме не было ни одной картины, и вообще – все в нем, кроме холодильника, было пустым…

… Я плавала в бассейне – вода оказалась холодной и чистой.

Спустившись к берегу океана, собирала белые камушки.

Франческо все это время лежал на траве, лицом к небу.

(Пробегая мимо него со своими камушками, невольно отметила чуть странное выражение его лица: он будто боролся с неведомым мне искушением… Впрочем, богатство всегда придает людям – хотя бы чуть, немного – странности…)

Потом мы, вместе усевшись на траве, читали его – несколько сумбурные – стихи, пили плохой кофе… Говорили о Гамлете.

Пятая встреча – прощание.

… Он позвонил и спросил, и вопрос прозвучал некстати: не мог ли бы он поселиться у нас, со мной, с нами.

Удивившись, смутившись, испугавшись разоблачения истинной своей бедности и устыдившись оной, ответила: это неудобно.

Почувствовала себя в чем-то виноватой: обещала немного подумать…

Под вечер он позвонил снова, сказал: улетает. Времени на путь к JFK* (*аэропорт в Нью-Йорке) – увидеть, проводить (оставить?) – было в обрез; денег – тоже.

* **

Между встречами. Матрешки.

Однажды Франческо рассказал мне по телефону, как он побывал в Москве.

Ему было пять лет. Он тогда все время проживал в лонг-айлендском доме, принадлежавшем ему с самого рождения, – в том, что на B.View. При нем постоянно был его гувернер, аккуратный англичанин Брюс. Изредка на глаза попадалась коренастая испанка со шваброй: проходила мимо в дом; исчезала, закончив уборку. Кто-то (как он думал) незримо и неслышно наводил чистоту и порядок, наполнял холодильник продуктами, бассейн – водой…Так было все детство. Из прогулочного двора можно было спуститься к океану – берег тоже безусловно принадлежал нашему герою. Соседний, вечно пустой, дом молча взирал на мальчика безлюдными окнами. Лишь однажды в окне упомянутого дома показалось лицо девушки. Лицо рассеянно обозревало зеленое пространство с заключенным в нем мальчиком Франческо, время от времени отхлебывая из подносимой ко рту чашки какой-то напиток, – чай или, скорей всего, кофе… Кофе кончился, девушка повернулась и ушла навсегда то ли вглубь дома, то ли вообще из живой природы особняков. Долгие годы вслед за этим событием воображение рисовало привидений, духов, инопланетян, слетавших спецрейсом в Лонг-Айленд.

Его старший брат проживал в таком же, но только другом особняке,

на С.Road, со своим гувернером. Братья не любили друг друга.

Мать с мужем жили в Париже, отец с подругой – в Риме.

… Когда Франческо исполнилось пять лет, к нему приехал отец и забрал его на время к себе в Рим, а затем в Москву, где у него, скромного итальянского миллионера, намечался выгодный контракт, а хорошеньий маленький мальчик Франческо своим присутствием мог помочь, – вернее, поспособствовать успеху мероприятия.

Улицы Москвы шестидесятых запомнились чистыми, светлыми, оживленными. На деловых и взрослых встречах Романо-Младшему больше всего хотелось пить, писать, спать, спрашивать, трогать… Однажды, улучив свободную минуту, отец привел его в магазин «Березка», где было много красивых вещей. Но более всего мальчика поразили своей красотой куклы под названием «Матрешки». Отец наотрез отказался купить «эти дорогие и бесполезные безделушки»; он нервничал, боялся куда-то «не успеть». Захваченный созерцанием «Матрешек», малыш сам не заметил, как потерял из виду отца. Вышел на улицу – вероятно, улицу Горького. Пошел вправо… Пошел влево… Заревел. Его тотчас окружили люди, о чем-то спрашивали по-русски, – он не понимал и плакал все громче и громче. Пришел полицейский* (*конечно, милиционер), тоже говорящий на непонятном русском… Вечером в полицейский участок приехал отец, вызванный по телефону из отеля. Франческо в это время уже уплетал мороженое и беседовал по-английски с рыжым парнем, который пришел в полицию специально для контакта с «юным другом» Франческо. Несколько дней спустя оба Романо вернулись из Москвы: старший – в Рим, младший – на много-много лет в Лонг-Айленд, где он закончил университет, а потом путешествовал по Африке и Европе, писал стихи, скучал.

Матрешек никогда больше не видел, лишь вспоминал во сне; и еще – ту девушку, с чашкой в руках, за окном…