Призма пораженного Я

Внешне отец девушки был совершенно чуждым человек, кровное родство выдавалось лишь в густых широких бровях, кои были у Касио и Гюстава. Высокий атлетического телосложения мужчина, правда, с давно уже поседевшими волосами выглядел крайне свежо для своего возраста. А каким он был в молодости… Точно французская копия Роберта Паттинсона! Легран называла папу отцом. Когда девушка была еще ребенком, и их общение не выглядело столь безобразно, они виделись хотя бы раз в несколько месяцев. Тогда мужчина просил называть его иначе — помягче. Но Касио почему-то очень нравилась эта строгость, будто бы она в полной мере отражала уровень их связи. В осознанном возрасте ей хотелось знать, что есть рядом тот самый заступник, который увидев слезы дочери, готов будет надрать обидчику зад. Но папа даже не знал, сколько разочарований в этой порой страшной жизни довелось прочувствовать его чаду. Он мог год прожить спокойно, не спросив как дела у его задорной Кас, хотя та уже давно перестала быть такой же смешливой, какой виделась Гюставу. Периодически мужчина почему-то раздраженно отвечал на сообщения от носительницы его фамилии. Но Легран не оставляла попыток приблизиться к отцу хотя бы через его увлечения: он обожал играть в гольф или рыбачить, когда работы было не так много. Касио тоже вполне себе нравилось забивать шарики в лунку, поэтому она просила мужчину брать иногда ее с собой, чтобы он мастерски демонстрировал, как выглядят искусные гольфисты. Однажды на долю Легран выпала такая удивительная возможность. В тот день она ощущала себя совсем маленькой, хотя на деле это была уже шестнадцатилетняя девчонка, смотрящая на папу с искрой в глазах и старающаяся прислушиваться к каждому его совету по игре. Ей было важно, чтобы Гюставу понравилась ее компания — это бы значило, что они бы сыграли вместе вновь. Но, к сожалению, как бы Кас не старалась, это «вновь» так и не наступало. Просьбы взять ее с собой еще раз снова и снова отклонялись: то мужчина был слишком занят на работе, то проводил время со второй семьей. И особенно больно Легран почему-то становилось, когда в редких отцовских звонках она слышала, как родитель рассказывал о поездах на любительские турниры со своим сыном и как тот мастерски обыгрывал его друзей. Чем же была плоха Касио? Быть может, потому что напоминала Гюставу о Колет? Или просто она уже стала слишком взрослой и неинтересной, погрязла в рутине и наверняка имела разного рода проблемы? Устроившись на работу в издательство, из огромного количества статей девушка выбирала лучшие и отправляла мужчине с короткой подписью: «прочти, что я недавно написала, думаю, тебе понравится». Но слишком часто после этого сообщения в чате не появлялось ничего нового, а это значило, что папа снова был слишком занят, чтобы хотя бы пробежаться глазами, и написать что-то в духе «и правда, очень здорово». Однако утекающее сквозь пальцы время постепенно залечивало эти ссадины. Девушка все меньше и меньше искала попытки встретиться, позвонить или написать отцу.

Кас была уверена, что в детстве папа был нужен ей куда меньше, чем в более зрелом возрасте, но она точно ошибалась. Просто ее мозг любил тотально вытеснять болезненные ощущения, поэтому девушка смутно помнила свои ребяческие чувства во взаимоотношениях с Гюставом. Будучи маленькой девочкой, она постоянно слышала от Колет как плох и никудышен этот пропащий мужчина. И, конечно, Хартманн можно было понять — абъюз далеко не самая вкусная история. Однако ребенок ни в коем случае не должен был оказываться перетягиваемым канатом, ведь рано или поздно от напряжения он мог просто-напросто порваться. И все же Касио приходилось слышать о своем главном в жизни мужчине большое количество комментариев обиженной женщины, а через какое-то время и долю ненавистных сравнений. Легран хорошо помнила, как происходило знакомство с новой женой отца. Эта дама старалась выглядеть дружелюбной, но веяло от нее лицемерием, к тому же Колет описывала ее как «противную бабу, непонятно откуда вылезшую». Маленькая защитница мамы, хоть и не в открытую, но все же проявляла некоторую неприязнь. С большой гордостью пятилетняя девочка вернулся домой, сообщила Хартманн, как не поцеловала руку той женщине на прощание, как отвернулась и ушла ждать папу рядом с его машиной. То было настоящим детским триумфом и проявлением безоговорочной преданности. Когда Легран подросла, начала фильтровать материнские слова насчет отца. Она уже не смотрела сквозь черно-белую призму и делала исключительно собственные выводы.