Призма Сердца

– Не коверкай мои слова, сын, – грустно произнёс вождь, – не в количестве золота и крови на постройку места для молитвы измеряется святость места веры, а в опыте. И ты собираешься изъять ключевой элемент нашей культуры. История тебе точно этого не простит. И я тебе не хозяин, а наставник, которой, видимо, был слишком мягок с тобой и слишком многое позволял. Но вот твой нынешний «бенефактор», Харт, воспользуется тобой, а потом, когда наша земля будет разорена, выбросит тебя на помойку за ненадобностью.

– Это мы ещё увидим! – оскалился Алл, – я стану великим! Гораздо более великим, чем этот мелкий Император! Я сделаю его страну своей колонией, Харт даже не успеет опомниться!

– Не держи этого человека за дурака. Сын, это выйдет побоку не только твоим неуёмным амбициям, но и твоим людям.

– Возможно, ты прав, отец, – улыбнулся Алл, но, – зал потряс ещё один выстрел, после которого тело вождя шлёпнулось в лужу крови, – ты этого уже не узнаешь.

– ЭЙ! – бодро скомандовал Стальной Орёл, – приберите весь этот мусор!

Солдаты поспешно стали выносить трупы на улицу.

Когда его люди скрылись из зала вместе с телами членов Совета, оставив павшего вождя наедине с преемником, Алл присел на корточки.

– Ну что, отец? – спросил Алл, переворачивая вождя на спину, – и кто теперь будет ждать очереди, чтобы заговори…

Когда Орёл перевернул тело, то вздрогнул – лицо его отца было настолько суровым и сосредоточенным, что, казалось, он вот-вот встанет и схватит своего сына-предателя за горло и затащит вместе с собой в мир мёртвых. Вместе с этим, новый правитель, краем глаза усмотрев мелькнувшую в зале тень, инстинктивно начал пальбу. Через пару секунд выпрямившись, он встретился взглядом с изображением гигантской бабочки, которая, казалось, так же как и его отец в любой момент может ожить.

– Нет, – сплюнул Алл на мертвеца, – вы уже прошлое, – воссев на троне, украшенном семью головами утконосов, пророкотал вождь, – а я – будущее!

Единственным свидетелем триумфа эгоизма маленького ребёнка стало не большое насекомое, которое, не найдя ничего интересного в пустых иллюзиях ненастоящего человека, взмахнуло крыльями и унесло дух павших воинов в невыразимое.

101. В состоянии полного забытья, которое предполагает собой полёт смерти, ощущение себя и мира переплетается в причудливые конструкции кварков памяти. Они, в свою очередь, превращаются в подобие киноплёнки, где ум пытается ассоциировать себя с героями и персонажами настоящего и будущего, полностью подстраиваясь под ситуации и свято веря, что он является на этот раз уж точно живым существом, которое может взаимодействовать ну хоть с чем-то, помимо себя самого. – Оп-па! На этом моменте стоит задуматься и улыбнуться, – так и поступила Гелла, в триллионный раз просматривая повтор своей собственной смерти.

– Ой! – едва слышно вскрикивает она, когда свинец впивается своими горящими клешнями в тело, затем ещё раз и ещё.

– Ой, ой! – вновь повторяется сцена, и пули уходят обратно в винтовку, и снова курок спущен, а Гелла вновь падает замертво.

– Ой. Ой! Ой, ой! – сцена повторяется ещё и ещё. И теперь уже вызывает не испуг, не гнев, но смех, неудержимый божественный смех духа, который, истирая плёнку до помех на экране, начинает видеть не сюжет, а чистый фарс истории не только отдельно взятой девушки, но и мира в целом.

– Ой, ой!

Смех становится громче, когда кто-то умирает.

– Ой, ой!

Плач, надрывный рёв, в который превращается смех Богини, когда кто-то рождается и вновь попадает в плен космической шутки.

– Ой, ой, ой! – смех и плач сливаются в какофонию безумия, которая будет длиться целую вечность внутри черепной коробки умирающей журналистки под аккомпанемент песен из хора голосов, слышимых ею за всю жизнь. Теперь они не более чем символы, превратившиеся в бурлящий поток, который обращается с ней как самостоятельное существо, являясь при этом абсолютно безличным и не имеющим своей воли.

– Это настоящий ад, – успевает подумать по кругу в тысячный раз Гелла, – я ведь уже вылетела отсюда!

– Ой-ой!

– Ад… Отсюда! Я уже бабочка, и я…

– Ой-ой!

– Должна была понять, что это шутка!

– Ад… шутка…

– Ой-ой!

– Ха-хах, прекрати, мне щекотно!

– Ой-ой!

– Как же больно.

– А где же Джаред?

– Ой-ой!

– Интересно, он будет плакать? Я бы не хотела этого…

– Ой-ой!

– Похоже, ты так и будешь заперта внутри этой волшебной коробки из костей, – раздался голос.

Время остановилось и более не перематывалось туда-обратно. Гелла, воспользовавшись этим замешательством, подняла голову. Гигантский бог с натянутым на глаз козырьком-утконосом, подняв «крышу» черепной коробки, заглядывал внутрь горящим фиолетовым пламенем тысяч солнц глазом.

– Приехали! – с кровоточащими ранами по всему телу, уперев руки в бока, рассмеялась Гелла.

Божество, переливаясь тысячами символов, которые раскодировал мозг Геллы, улыбнулось ответ, и в следующее мгновение Гелла сидела уже напротив него, заглядывая вместе с ним внутрь висящей в пустоте постройки, внутри которой разворачивалась настоящая космическая драма.

– Угадай, кто убийца! – потряс головой небожитель.