Призмы Шанбаала

Я догадалась, что она имела в виду. Я была почти уверена в том, что другие домики не сильно лучше, но в них явно более пригодные для жизни условия. И почему-то была почти уверена, что близнецы-принцы вовсе не заметят разницы между своим домом и тем, где будут жить здесь. Везде это деление на разные слои общества.

Я попыталась вспомнить термин, который обычно употреблял Амрэй, когда речь шла о чем-то таком, но дальше «социальная на букву эс» мои мысли не продвинулись. Вздохнув, я сложила крылья за спиной, и подошла к лестнице. Я коснулась небольшой ручки, дернула вперед. Со второго раза со скрипом дверца подобралась, и мои ожидания не были обмануты – внутри нашелся пылесос, пара тряпок и ведро.

– Ты знаешь, где есть магазин? – спросила я.

Персефона, пытающаяся рукой выбить всю пыль с «диванчика», обернулась через плечо, задумалась, приложив палец к губам, а потом кивнула.

– Отлично, потому что нам куча вещей будет нужно. Кое-что у меня есть, и у тебя тоже, но нужно средство для посуды, и проверить, есть ли тут вообще посуда, или придется ее тоже покупать. Я бы не отказалась от комплекта постельного белья, а лучше пары-тройки, чтобы не так часто стирать приходилось. И стиральный порошок.

– А? – Перси захлопала ресницами. – Стиральный порошок?

– Одежду стирать. У тебя мама не стирает?

– Горничная стирает, мы же не в додинастийной эпохе живем, – она скрестила руки на животе. – Я к этому даже не приближаюсь.

– Ну, а я приближаюсь. Открой пока окна везде, а я проверю, рабочий ли пылесос. О, кстати! Если что, можно по сети заказать. Адрес бы еще выяснить, хотя я думаю, тут налажена система.

Втягивать Персефону в уборку полностью я не решилась, но выдала ей тряпку и велела протереть пыль. А сама взялась сначала за пылесос, потом за тряпки, потом за швабру. Я чистила, драила и скоблила, я собирала мусор в найденные в той же кладовке пакеты, я перемыла своим гелем для душа несколько тарелок, пару вилок, ложку (единственную, и слегка погнутую) и три чашки, одна из которых была треснута. Я отчистила до блеска почти все, что попалось мне под руку. Пряди волос вылетали из косы, руки к концу дня покраснели, но хотя бы было чисто. Персефона, едва лишь диван оказался чистым, залезла в свои безразмерные чемоданы, выискивая отрезы ткани, а потом принялась мастерить с ними что-то. И когда я закончила с уборкой, диван оказался обтянут лоскутным чехлом. Я даже не видела, чтобы она шила что-то такое.

Закончив с уборкой, я быстро смыла себя пыль, распихала вещи по местам, выбралась во двор и подмела и крыльцо. Ну как подмела – на четвереньках проползла по нему, вытирая тряпкой. Пригодилась бы хорошая метла, чтобы смести пыль с дорожки, да упавшие листья. И я бы просыпала ее у краев гравием, скосила траву… словом, будь у меня больше ресурсов, я бы сделала все идеально.

– Знаешь, – задумчиво протянула Персефона, смотря на то, как я начищаю чайник, у которого ручку разъела ржавчина. – Нормальные существа для этого используют магию.

– Ты колдовать умеешь? – со смехом, без агрессии, спросила я. – Я вот нет. И ты нет. Ты лучше скажи, у тебя есть какие-нибудь деньги? Надо много чего докупить, а мои счета заморожены, потому что все, что на них было, типа собственность Предателя Пятимирья.

– У меня есть кое-какая сумма, но там не очень много, – она поморщилась. – Вопреки слухам, мои родители не балуют меня, и не дают сорить деньгами направо и налево.

– А жаль, нам бы деньги пригодились, – я отставила чайник в сторону и полезла в свои чемоданы. – Вот повезло тебе со мной! Не проживи я всю жизнь в бегах, сейчас бы без чая сидели, а я стащила пару пачек в больнице.

– Украла? – Персефона недоверчиво изогнула бровь.

– Украла, да.

Я так и зависла полусогнутой над этими чемоданами. Для меня-то такой образ жизни был естественен, но вот что чувствовала Персефона?

Это была нелюбимая папой моя привычка – думать о других. Думать об их чувствах, заботиться, обращать внимание на то, как ими могут быть истолкованы мои поступки. У моего папы такого не было. Ему было плевать на всех, кроме себя. До недавнего времени я думала, что на меня ему тоже не плевать, но…

Но я здесь, в Академии, а он пропал без вести, и, если существо по имени Рахель снова прилетит по мою душу, мне будет нечего сказать ей: ни про папу, ни про сделку. Тоска по папе сжала мое сердце, и я резко выпрямилась, запрокидывая голову назад и удерживая некстати прильнувшие слезы.

– Тебе, наверное, совсем унизительно быть в таком месте, – сказала я, голос срывался.

– Нет, – Персефона покачала головой. – Это… очень похоже на то, как обычно со мной обращаются.

Я молча поставила пачку чая в шкаф, распечатала одну и переставила чайник на плиту, включая конфорку. Надо было срочно перевести разговор в другое русло, но я не знала, что могу еще ей сказать.

– Кстати! – мысль пришла в голову, сверкнув в ней молнией. – Так что у тебя с принцем вышло? Он вроде ничего так, ручки целует, вроде милый.

– Не нравится, – сказала Персефона.