Признак высшего ведьмовства

А когда Зосе исполнилось тринадцать, она решила, что ей тоже пора вносить свою лепту в скудный семейный бюджет. И пошла к настоятелю церкви Димитрия Солунского с просьбой устроить ее в церковный хор. Настоятель – отец Емельян Тишин – согласие дал, потому что о волшебном голосе талантливой девочки был наслышан, как и многие в городе, а кроме того, положил Зосе такое жалованье, коего не платили даже певчим со стажем. Сделал он это из одного только желания помочь малоимущей семье, но нашлись злые языки, которые отца Емельяна Тишина за это осудили и даже наплели пакостей и намеков насчет того, что настоятель неравнодушен к маленьким девочкам… Но, слава богу, ни отец Емельян, смиреннейшей и мирной души человек, ни сама Зося о слухах таких не ведали.

Зося жила, как пела – звонко, чисто, без фальши. И в людях она ни фальши, ни грязи душевной не видела. Не думала Зося, что станут ей завидовать настолько, что… Но все по порядку.

Зося стала петь в церковном хоре. Теперь у нее совсем не оставалось времени на игры и вообще то, что называют детством: с утра – пение в церкви на богослужении, потом домой – приготовить завтрак и обед отцу (мама уже ушла), с полудня до трех – занятия в обычной школе, с трех до половины шестого – в музыкальной, а в шесть вечера Зося опять стоит на церковном клиросе и поет, не ведая ни усталости, ни голода. После церкви она идет домой – готовить уроки, возиться по хозяйству – и молится при этом, чтоб

отец был трезвым и добрым, потому что он с каждым годом все больше озлоблялся на судьбу и на двух жен-шин – жену и дочь, терпеливо несущих на себе бремя его доли.

Зося жила без устали – какая усталость в тринадцать лет! Да еще и голос, волшебный ее голос словно давал ей силы, укреплял и возвышал над суетой. Особенно чувствовала это Зося, когда пела в церкви – литургию или всенощную, – тогда казалось ей, что голос возносит ее под самый купол и вместе с ней возносит молящихся, подсвечники с пылающими свечками, иконы, старенького священника… Словно голосу даны ангельские крылья, и он летит прямо к престолу Всевышнего. Марфа Ивановна, регент, за любую ошибку в партии пилившая хористок на чем свет стоит, при звуках Зосиного голоса даже будто преображалась, как кто-то метко сказал, «из волчати в овчати». А еще Зося была самой юной хористкой, потому ее баловали все кому не лень, на клиросе – приносили гостинцы, кое-кто из женщин – одежду своих подросших дочек, словно переместились они все во времена существования общин ранних христиан, где тоже все было без зависти, неприязни, с любовью и заботой о ближнем.

И все было хорошо до тех пор, пока Зосе не начали сниться Сны.

Девочке всегда снились сны – очень яркие и динамичные, что, как говорила их школьный психолог, свидетельствовало о «большом творческом потенциале» ее натуры. Сны всегда были разные, иногда страшные, иногда веселые, иногда смущающие (вроде того, где Зосе снилось, что ее носит на руках десятиклассник Дима Андреев), но они рассыпались в прах, не оставляя в памяти следа, едва девочка просыпалась.

Но иные Сны… Они не уходили и не забывались после пробуждения. Они оставляли во рту гадкий металлический привкус, будто лизнул медную ручку. Они портили настроение и даже голос делали бесцветным и тусклым (это замечала только Зося, другим казалось, что она по-прежнему поет, будто небесный херувим). А еще у девочки появилось неодолимое желание записывать эти свои Сны. Она купила толстую тетрадку в черной клеенчатой обложке и вывела на первой странице:

Зося Маковцева

Мои Сны

И записала свой первый Сон. Только не словами, а нотными знаками, которые словно сами собой выходили из-под ее пера.

Первый Сон был таким. Зосе снилось, будто она глухой ночью (фонари на улицах погашены, кругом стоит мертвая тишина, даже собаки не лают) почему-то идет на улицу Академика Водопьянова, где расположено (она знает) здание Сбербанка России, Щед-ровское отделение. Это двухэтажное, все из стекла и бетона, новое здание тоже погружено в ночную тьму. Но едва Зося поднимается по гранитным ступеням и подходит к дверям, все здание мгновенно освещается изнутри. Только не обычным светом, а светом тысяч и тысяч свечей, но горят они не радостно и торжественно, как в церкви. Горят страшно, мертвенно и нереально. Впрочем, это ведь Сон.

Зосе не хочется входить в здание Сбербанка, хочется, наоборот, бежать от него со всех ног, но двери перед нею открываются, и неведомая сила понуждает сделать шаг, а потом другой в глубину пустого, страшного здания. Зося не раз бывала в Сбербанке с мамой в реальности, днем, и знает, что ничего ужасного в этом