Признак высшего ведьмовства

Девочек положили рядом на софе. И теперь Лариса увидела обратный процесс — как человеческая плоть наслаивалась на девочек, закрывая серебро и ртуть и одновременно скрепляя младенцев, превращая их в уродцев — сиамских близнецов. Когда процесс завершился, девочки открыли глаза: одна — серые, другая — темно-карие, и синхронно вздохнули.

— Господи! — вырвалось у Ларисы. — Как они вздыхают! Несчастные дети!

— Ну-ну, Лара, мы сделаем их самыми счастливыми. — Фрида погладила подругу по плечу. — Это наша задача на всю оставшуюся жизнь. Сделать их

счастливыми и великими. А пока давай их запеленаем и покормим. И если ты спросишь, чем мы будем кормить наших детей, я отвечу: проверь свои груди.

Лариса, округлив глаза, посмотрела на фламенгу. Молча расстегнула свою блузку, вытащила одну грудь, надавила… Из соска появилось молоко.

— Как ты это сумела? — только и спросила она у фламенги.

Та в ответ усмехнулась. Потом сказала:

— Сейчас твоя очередь их кормить.

— Потому что сейчас они люди?

— Ты схватываешь на лету, Ларочка. Идем, для них приготовлена детская. Чудесная комната, ты оценишь. Ты будешь кормить наших девочек, а я… Есть некоторые вопросы, которое мне незамедлительно нужно решить. Что ты так на меня смотришь?

Лариса уже взяла на руки детей.

— Ну? В чем дело, Лара?

— Какие мы дадим им имена? Фрида улыбнулась:

— Подумаем об этом вечером.

В детской (которая, к слову, выглядела действительно чудесно — как расписное крыло тропической бабочки) Лариса, удивляясь самой себе, покормила близнецов. Они, кстати, обнаружили недюжинный аппетит, сосали жадно, смешно причмокивали, фыркали и морщили свои микроскопические носы. Ларисе было хорошо с ними, но в то же время она и жалела девочек и с брезгливым чувством думала о том, что это — не настоящие дети, а выродки. Мутанты.

«Для чего фламенгам разбавлять свою кровь людской? — думала Лариса. — Чего они добиваются? Ведь теперь, получив оба Камня, фламенги заняли первое место в Последовательности Видов, а значит, и высшую власть над миром… Кстати, я всегда слабо понимала, что подразумевают фламенги под Последовательностью Видов. Лесенку „фламенги, люди, животные, растения, микроорганизмы“? Возможно. Только раньше, до событий в курортной зоне, верхнюю ступеньку лесенки занимали морферы. От которых, впрочем, человечеству ни холодно ни жарко. Как и от фламенг. Помню, мой бывший возлюбленный, морфер Артур, кричал, что фламенги, получив оба Камня, превратят весь мир в сплошной термоядерный ад. Сколько с той поры прошло времени, а ада все нет. Хотя… Я ведь живу не в мире. Я живу вне досягаемости мира. Поместье Фриды — оно везде и нигде… Я сбилась. Так чего же добиваются фламенги? Зачем им люди? Когда-то я задавала себе такой вопрос, думая о морферах. И вот задаю снова… Для чего рождаться таким детям? »

Лариса поняла, что забрела в лес вопросов, из которого не выбраться. Она стала думать о другом: о том, как они теперь будут лелеять этих девочек-близнецов, сколько появится забот — воистину почувствуешь себя матерью. Исполнится самая заветная и давно похороненная мечта — мечта о материнстве… А какие все-таки— у девочек будут имена?

Она поняла, что дети насытились, потому задремали у ее грудей, выпустив из ротиков сморщенные соски.

— Так, — прошептала Лариса. — Баиньки, волшебные детки.

Она уложила близнецов в кроватку, изящную и уютную, как перламутровая створка раковины. Дети ровно сопели.

— Похоже, мы будем не капризными, — сделала прогноз Лариса, глядя на девочек. — Это радует.

Вечером, как выяснилось, девочки пережили еще одно преображение. Теперь их кормила Фрида. Из ее ртутно-блестящих грудей текла полупрозрачная жидкость, даже отдаленно не напоминавшая молоко.

— Что это? — спросила Лариса.

— Тебе нужен молекулярный состав? — усмехнулась Фрида тихонько. Похоже, процесс кормления и в ней пробудил материнский инстинкт. Она разве что не квохтала как наседка над серебристыми чадами. — Думаю, что нет. Считай, что мое «молоко» — это материализовавшаяся энергия. Сила невещественного пламени.

… Поздней ночью, когда близнецы спали в детской, Лариса и Фрида неспешно разговаривали, лежа в одной постели. Постель, как и они сами, казалось, отдыхала от только что закончившегося безумства ласк и апогея страсти. Лариса, положив голову на серебряное плечо фламенги, ощущала, как собственное тело успокаивается, словно из него уходят электрические разряды, стекают в землю, в никуда…

— Фрида, я о детях… Ты сказала, что мать их умерла и потому теперь их родители — мы. А их отец? Ну, тот человек, что был мужем «нечистой» фламенги…

— Я убила его, — спокойно сказала Фрида. — Я направила в него молнию. Это наказание за то, — что он нарушил мою волю, волю их богини. Позволил выйти тайне наружу.

— Ты иногда бываешь очень суровой, Фрида.