Признак высшего ведьмовства

… Кстати, Хелия, после того как ворвалась в покой своей госпожи со стилетом в руке, разительно переменилась. Если раньше ее глаза были столь же эмоциональны, сколь эмоциональны хирургические сканеры, то теперь в этих глазах Дарья частенько видела тревогу и вину. «Интересно, из-за чего она так переживает? — размышляла тогда Дарья. — Из-за того, что совершила на меня покушение, или из-за того, что покушение вышло неудачным? » Впрочем, Хелию не в чем было упрекнуть — она по-прежнему блестяще справлялась со своими обязанностями и представляла собой образцовое воплощение корректности, деловитости и образованности. Именно с позиций корректности и образованности Хелия вносила свои конструктивные предложения в создание Дарьиного девиза.

— А если «Pro mundi beneficio»? — рассуждала госпожа Кенсаалми. — С точки зрения чистого Ремесла вы, Дарья, действительно трудитесь «во благо мира».

Дарья морщилась:

— Ничего подобного! Я не благотворительная организация! Нет, этот девиз подходит ко мне так же, как бант к паяльной лампе! А вот… — Дарья принималась листать толстенный том латинских крылатых выражений. — Вот! Классно! «In cauda venenum» — «В хвосте яд». Это же стопроцентно про меня! У меня есть хвост, а по характеру я — сущий скорпион. Так что все, кто прочтет мой девиз, должны опасаться чересчур вольного общения с хвостатой госпожой Дарьей Белинской! А?

— Это уж слишком! Девиз должен быть гуманным и толерантным! — заявляла Хелия, а мэтр Блассон, видимо чересчур утомленный Дарьиным упрямством, бормотал:

— А что, вполне подходящий девиз…

… Но как бы там ни было, к единому мнению по поводу девиза Госпожи Ведьм наши герои так и не пришли. А потому отложили решение данного вопроса на неопределенное время. Тем более что виновница происходящего, Госпожа Дарья Белинская, вдруг стала как-то непонятно прихварывать. Казалось бы, где она могла подхватить пренеприятную простуду — не в дворцовой же оранжерее, где воздух отфильтрован заклятиями так, как не справятся с этим никакие воздухоочистители? Конечно, весенними ночами Дарья любила сидеть на балконе, слушать пение ранних цикад и шелест молодой листвы. Но ночи стояли теплые, как парное молоко, ни сквознячка, ни облачка, и их ну никак нельзя было обвинить в покушении на здоровье юной Госпожи Ведьм.

Дарья и сама не находила причины своей хвори. Да она и внимания-то на нее не обратила бы (подумаешь, царапанье в горле да приступы сенной лихорадки!), кабы не сны, постепенно лишившие Госпожу Ведьм покоя и весеннего настроения.

Среди этих снов с завидным постоянством повторялись два. И если один сон Дарья как-то еще могла объяснить, то с другим были странности…

Чаще всего Дарье снилось, будто входит она в собственные апартаменты во Дворце Ремесла и, к неприятному своему удивлению, видит, что в большой парадной гостиной выставлены в ряд на одном длинном мраморном постаменте четырнадцать гробов, обитых каким-то легкомысленно розовым атласом с белыми кружевными оборками. Крышки у всех гробов стеклянные — словно в сказке про Белоснежку или Спящую красавицу. Дарья, содрогаясь от ужаса даже во сне (и понимая, что это сон), подходит к каждому гробу, словно выполняя некий жутковатый ритуал…

Она касается крышки первого гроба, и та исчезает с легким звоном. В гробу лежит девочка — в подвенечном платье, с букетиком восковых цветов в бледных руках. Не открывая глаз, девочка говорит:

— Меня звали Луиза Агнесса Валленберг. Мне было всего пятнадцать лет, когда в мою душу прокрался демон и заставил меня покончить с собой. И теперь я горю в аду, хотя если бы я не совершила самоубийства, я стала бы великим человеком…

Следующий гроб, следующая девочка:

— Мое имя было Марина Гончар. В тринадцать лет я стала победителем на молодежной художественной выставке, а в четырнадцать мой разум затопила мысль о смерти. Я не хотела умирать, но я сама впустила в себя смерть. Я была бы великой художницей, а теперь…

Дарья заставляет себя идти дальше. У нее впереди долгий и скорбный путь, который надо пройти до конца.

— Меня звали Барбара Доспевска, — шепчет бескровными губами следующая девочка. — Смешное имя, смешная фамилия. Я мечтала стать знаменитым археологом, а потом в мои мечты вошел кто-то, требующий, чтобы я умерла. Я не знаю, кому понадобилась

моя смерть…

— Мне дали при крещении имя Галина. Иевлева Галина. Я ничего особенного не успела совершить за свои пятнадцать лет, но мне почему-то обещали великое будущее. А вместо этого я получила смерть, хотя совсем не хотела умирать… Кто заставил меня? Кто?

— Я — Сельма Ингефельд, я мертва, но и я не знаю ответа на вопрос, кто заставил меня умереть. Я видела странные сны, я могла предсказывать некоторым людям их судьбу, я была странной девочкой, странной для своих четырнадцати лет, но ведь это не повод для смерти…

— Мое имя Мирта Ишкольц, и это я повинна в собственной смерти. Я была слишком греховна. Слишком зла. Я не любила своего сводного брата, и за это Бог послал демона наказать меня. Только я не верю, что от моей смерти стало больше правды на небесах…