Признание

Когда у меня уже был достаточный опыт, я разбирал и собирал приборы снова и снова. Поэтому даже сейчас, когда у меня появляются новые запчасти и аксессуары к чему-либо, я проверяю и испытываю их. При этом, даже если все прекрасно работает, я стремлюсь выяснить, зачем нужна та или иная деталь. Мне нравится этим заниматься.

Единственным прибором, с которым у меня ничего не вышло, была Playstation. Моя первая приставка сломалась, и я купил другую. Потом и она сломалась. Тогда я купил третью. Однако у меня еще оставались запчасти от первых двух. Я спросил себя: «Не получится ли у меня что-нибудь с ними сделать?» Так что я разобрал и третью приставку, но все три оказались совершенно по-разному устроены. И тут меня осенило: «Так вот почему эти приставки так медленно работают!..»

Поэтому, думая, что все запчасти исправны, я соединил их вместе. Я намеревался сделать Super Playstation! Я перепробовал много разных комбинаций, но ничего не вышло. После этого я прекратил покупать приставки.

Когда мне было лет девять или десять, у меня было хобби писать компьютерные программы. Персональные компьютеры тогда только появились, и я написал программу на машинном языке. Помнится, у меня были компьютеры 6001 Mac II, 8001 Mac II, и затем 9801 FR.

Хотя я написал чертовски сложную программу, я не особо мог ей воспользоваться. Но, несмотря на то, что я не знал, зачем она мне нужна, я приложил к ее созданию все усилия. Дискет тогда еще не было. Так что все программы я сохранял на кассетах для обычного магнитофона, в сохраненном виде они становились просто набором звуков.

К тому же дико раздражало, что программа, на написание которой ушло три часа, в виде записи занимает 50–60 минут на магнитной ленте. Если бы в середине работы лента оказалась повреждена, мне пришлось бы начинать все заново. Когда такое происходит, раздается писк, а потом появляется надпись «ERROR!». Так часто бывало, и тогда я кричал: «Это не ошибка!»

Из-за этого у меня пропал весь интерес. Я писал программы, которые могли вычислять ответ по формулам, но без них я мог посчитать это быстрее. Я начал спрашивать себя: «Какой смысл мне писать эти программы?»

Так как это было тогда, когда возможности компьютера были ограничены, я думаю, мое хобби было преждевременным.

Когда мне было около двенадцати, еще не все «внутренности» были электронными. Например, у фортепиано. Я разобрал дома рояль, чтобы посмотреть, что у меня получится с ним сделать. Так как рояль был очень большим, чтобы не ошибиться при сборке, приходилось записывать, как что внутри расположено, и собрать получилось не с первого раза. У меня никак не получалось поставить на место клавиши и я понятия не имел, что теперь делать. Тогда я начал разбирать пианино в школе. Оказалось, что пианино разобрать гораздо легче, чем рояль.

Я разбирал пианино в классе после занятий, и меня часто заставали за этим учителя. «Что ты делаешь?» — спрашивали они, и я отвечал: «Я его чиню. Молоточек неисправен». Учителя на это обычно ничего не говорили, потому что знали, что я отличник по музыке, и не верили, что я могу их обмануть.

С тех пор я, конечно, научился не только разбирать вещи, но и собирать их заново.

Труднее всего собирать электронику, вроде Playstation. Я понимал значение надписи «В случае самостоятельного вскрытия корпуса, гарантия становится недействительной». Но я все равно ее разобрал. Это был единственный прибор, который я потом не сумел собрать.

Следующим моим увлечением стали ножи. Я их коллекционировал. Если бы кому-то вздумалось напасть на меня с ножом, у меня было бы, чем ему ответить.

Когда мне было шестнадцать, на меня напали. Я был ранен в ногу ножом, его лезвие было сантиметров двадцать длиной. Еще меня полоснули по лицу над глазом. С тех пор я, как Рэмбо, всегда имел при себе нож, когда шел на улицу.

Но я ненавижу использовать нож как аргумент в споре. Если при споре хвататься за нож, дело наверняка закончится поножовщиной. Это изначально отдает чем-то грязным. Поэтому мне всегда хочется сказать: «Не нужно вообще ввязываться в спор!»

Ты не справился с ситуацией, учинил разборки, а теперь еще и нож вытащил?

Еще я считаю, что человек, размахивающий ножом, будет горько об этом сожалеть.

Обычно так и происходит. Противник с воинственным криком выхватывает нож в расчете, что я спасую.

Я медленно подношу руку к груди и с криком «Смотри!» достаю свой нож. Его лезвие длиной 25 сантиметров. Мой противник в шоке, и пасует сам. Потом я откладываю нож в сторону со словами «Это было мерзко» или «Ты просто идиот».

— Так ведь ты можешь убить кого-нибудь, — говорю я.

Это твой нож, ты соображаешь, что если ударишь им человека, можешь стать убийцей?

Такие люди, получив отпор, убегают, осыпая тебя ругательствами. Это просто смешно.

Однако ножи завораживают. Когда у тебя появляется нож, в тебе рождается необъяснимое беспокойство. Сначала нож для меня был просто оружием, но ножи — это нечто большее, и наступил день, когда я поддался их очарованию. Я собирал только короткие ножи, но когда я был подростком, у меня их было примерно 150 штук.