Признание Альбины Кристаль

Она печально улыбнулась: — Вы благополучная. Вы плохо знаете жизнь.

— Что-что!? Это я плохо… Да я… — я вовремя остановилась, уловив закодированную в подсознании команду: «сдержанность, сдержанность, и еще раз…» Все же, упорная работа над собой не пустое занятие. Я прищурила опытные глаза:

— Не во мне сейчас дело. Дело в тебе — ты обыкновенная курица! И это серьезный диагноз. Каждый человек достоин того, что имеет. Стоит только начать отступление и не успеешь оглянуться, как о тебя станут вытирать ноги. А ты еще поддакнешь: «так мне и надо!»

— Я смелая! Я за брата перед целой кодлой вступилась! Они на мотоциклах у нас гоняют. Прижали Женьку: «Гони бабки». Он за молоком шел. А я из школы после экзамена. Я хороший билет вытащила и практически сразу пять баллов схватила. И такая во мне нерастраченная сила бушевала, даже геометрия с математикой дыбом встали… Вот на все бы вопросы ответила! Их я еле на трояк вытянула. А по истории — отлично! Наверно, все исторические герои в меня вселились, как ахломонов этих вокруг Женьки увидела. Ихнего главаря — Федулу — прямо за грудки схватила и в физиономию его бухую с большой силой выразилась: «Катись отсюда, гад, пока цел!» Установку дала… — Катя улыбнулась: — я фильм видела про девочку, испепеляющую взглядом, и даже решила, что у меня взгляд какой-то особенный. Умотали они тогда все! Женьку больше не трогали… Но потом все пошло как-то не так… меня даже били. Хозяин ларька, где я торговала и ошиблась в деньгах. Взгляд больше не действовал и даже голос как-то сел. А один раз… Нет, вы меня не поймете…

Придвинув к ней лицо, я сосредоточила мощную силу внушения.

— Взгляд у тебя необычной силы. Только ты еще не умеешь подключать ее. Потому что совсем затоптала источник этой силы — чувство собственного достоинства. Сегодня все буде по другому. Сейчас ты вернешься на рабочее место, умоешься и скажешь тихо, но твердо: «Я — Екатерина Лаврова. Сильная, умная, добрая. Я явилась на этот свет для любви и радости. Я никому не позволю унижать меня. Никогда». Потом явишься к хозяину, извинишься за строптивость и постараешься быть паинькой — разворачивай уборку по всем направления.

— А потом? — она нервно захрустела печеньем, блестя из-под мокрых ресниц ореховыми глазами. Длинные русые пряди рассыпались по плечам — чудесные волосы… Господи, неужели она не догадывается, как хороша?

— Потом ты сделаешь вот что… — мы пошептались, сверили часы и я перекрестила вслед уносимою лифтом девушку.

Не знаю, кому как, а мне эта малышка напомнила Клавдию Шиффер — только не победоносную владелицу миллионов, а едва начинающую, никому не известную манекенщицу. Мне запомнился ее первый выход в показе коллекции Лагерфельда, искрящийся высоковольтным куражом. Девчонка в маленьком черном платье летела над подиумом, словно школьница над майскими лужами. Прыгали на спине и плечах завитки светлых волос, взлетал от радости длинные шнурки тяжелых черных бутс, она смеялась — будущая Возлюбленная мира! Как же мне хотелось, чтобы в жизни Кати случилось нечто подобное — победный выход на подиум женской судьбы.

Я поняла, о чем должна быть моя очередная проповедь. Включив компьютер, начала быстро стучать, боясь растерять пафос.