Признание Альбины Кристаль

Лето двигалось к завершающей стадии «последнего танго в Москве» — трагедия назревающей осени уже опалила тополя и отметила прощальной желтизной ветки ясеня за окнами кабинета Домоправительницы. Реденький дождик, серый костюм, личные разочарования — не лучшие способы омоложения. Поблекшая, смирившаяся с неудачами, я принимала заявления занудных и раздражительных жильцов. Они жаловались на гудение централизованной системы кондиционирования, запахи из герметически изолированного мусоропровода, неисправности спутниковых антенн, вторую свежесть креветок в ресторане, чрезмерное хлорирование воды эксклюзивного бассейна и прочие, прочие проблемы, о которых большинство жителей столицы могло только мечтать. «Всем бы ваши заботы, господа буржуи!» — думала демократически настроенная домоправительница Альбина Кристель, стараясь вникнуть в проблемы элитных домовладельцев элитного комплекса «Путник в ночи». А в основном же надеялась на то, что служебное рвение поможет выполнить заветы мудрого наставника — местного Депардье, скрывающегося под исконно российской фамилией Блинов.

«Выброси всю эту дребедень из головы. Забудь обо мне!» — настоятельно советовал он, расставаясь со мной две недели назад. Чего же проще, а? Подумаешь, события! Таинственный амулет, подобранный мною в пустующем пентхаусе похитили. Ученого деда певца Кармы, знавшего о загадочной вещице слишком много, придушили. Как и ученую даму, носившую в свое позвонке неведомый предмет. Меня в самом деле возили на встречу с вурдалаком! А разведчик Блинов причастен к самому загадочному расследованию в мире! К чертя расследования! Мужчина, ставший героем моего воображаемого романа, признался, что дорожит мною и целовал как Ромео! А после безумства ворованных поцелуев, он попросил меня забыть обо всем и исчез из Москвы без всякого предупреждения… Пустяки, верно?

— Зайди на минуту. Я плачу… — голос Лерки в телефонной трубке и в самом деле звучал не бодро. Кроме того она шмыгала носом. Что еще случилось? Моей несгибаемой оптимистке внедрили плаксивый имплантант в нос?

Я обняла ее на пороге и позволила промочить слезами хорошо впитывающий влагу хлопковый пуловер.

— Может объяснишь? — предложила я уже расположившись на так располагающем к откровениям диване. — Генка?

— Дашка. Слушай, она не моя дочь. Не от меня. В нас нет ну ничегошеньки общего!

— Ерунду сочиняешь! Сколько помню — то есть от самой двери роддома тебе завидовала. Такая деваха — красавица, умница и, кажется, добрая.

— Не добрая! Не умная. Меня не любит. А главное — ну совсем другая! Прямо какая-то несовместимость на клеточном уровне…

— Возраст такой, самостоятельность отстаивает. И потом, у них и вправду — другая жизнь. Ну вспомни, вспомни, что у нас было?

— Ничего! Но все радовало. Теперь вроде — все на подносе и от всего воротим нос. В круиз она с нами не едет. — Лера трагически глотнула ликер.

— У нее еще этих круизов — надоест считать.

— Я так надеялась, поболтаем, пооткровенничаем — и опять родные.

Ладно… Что у тебя на личном фронте? Супруги Блиновы в списке отъезжающих. Голубки. А мой Генка, конечно, весь в делах. «Поезжай, говорит, детка, расслабься. Мы с Дашкой здесь в режиме бойскаутов продержимся». «Бойскаут!» Да он только микроволновкой пользоваться умеет…

— Пусть отдохнут. А мы с тобой тоже. Помнишь, как «на картошку» ездили? Грязища, дождь, бурчащий от голода живот, но весело! Поклонников было — не отобьешься.

Лерка вовсе не повеселела от юношеских воспоминаний и просительно сжала мою руку: — Алька, может ты поговоришь с ней? Ты для Дашки всегда авторитетом была.

Я рассмеялась: — Никогда не произноси при дочери слово «авторитет». Во-первых, оно уже имеет несколько иное значение. А от прежнего значения, что молодняк путает с авторитарностью, ее больше всего и воротит. Эпоха ниспровержения загнившего наследия предков. Авторитетов — к стенке и одной очередью — пух-пух-пух-пух… Знаешь, что я сделаю — пришлю ей послание.

— «Проповедь»? — Лера глянула скептически.

— Под названием «Дочки-матери».