Признание Альбины Кристаль

Воздух дрогнул, нечто живое свалилось прямо мне под ноги. Я успела заметить позумент гусарского мундира и жесткие рыжие патлы.

— Размахался клешнями, сиволапый! — просипел «гусар», нокаутировав Бледного. — Распустил клыки, урод. Тянет их, потусторонних, на кичевую чернуху. Насмотрелись ужастиков. Извините, дамочка. Здесь будет шумно, вам бы лучше на воздух! — Рыжий потеснил меня и я вывалилась сквозь истончившуюся как ветхий холст стену прямо в звездную ночь. Да, да, сквозь стену! Разрывая гнилые нитки «каменной кладки».

17

Если кому-то доводилось приходить в себя после затянувшейся операции, то он поймет мое состояние. Только лежала я не в палате реанимации, а в мокрых кустах у загородного шоссе. Вокруг промозглая темень осенней ночи, шуршание дождя в палой листве, фары редких автомобилей, пробегавшие по мне равнодушным взглядом. Сознание возвращалось, а вместе с ним росло паническое смятение: Виктор пропал, пропал и Ариус. Что произошло? Где? почему? — не ясно. Безумие, ужас, мрак… И как болит рука!

Меня подобрал какие-то веселые кавказцы. Я сказала, что сбежала от пьяного мужа и категорически отказалась ехать в милицию, а так же «отдохнуть в хорошей компании». Меня поняли правильно, втащили в машину и доставили в больницу. Причем, совершенно очевидно, находившуюся без сознания. Не выкинули в кусы, испугавшись разборок и даже не взяли денег. Такое тоже бывает. Совершенно ничего удивительного. Деньги я предлагала Рубену Огановичу на следующий день, когда он загляну ко не в палату с пучком гвоздик и пакетом фруктов. Увидав мое лицо и жалкую перевязь на запястье, гость заулыбался: — Легко отделалась, красавица.

— Легко, — согласился строгий доктор, входя в палату. — Посещение пациентки строго запрещено.

Выпроводив посетителя, он протянул мне мобильник: — Очевидно, вам надо позвонить.

— Что со мной?

— Стресс, небольшое ранение на левом запястье. Ерунда — царапина. Несколько дней побудете у нас. Звоните родным, пусть на той недели забирают, — он деликатно вышел.

Я набросилась на телефон, как изголодавшийся хищник и набрала номер, который на случай крайней опасности заставил зазубрить меня Виктор. Мое бурное сообщение о похищении Блинова приняли без эмоций. Мужской голос коротко отрапортовал: «примем меры».

Только сделав это, я уронила голову на подушку и поняла, как я слаба.

— Ничего, молодая, жить будешь, — сказал шамкающий голос. Я увидела старуху на противоположной койке. Еще три сморщенные лица смотрели на меня из свой непреодолимой дали — из старости, боли, из преддверья того, к чему всегда надо готовиться, но все равно совершенно не готов. Потом я увидела и молодых, со следам красоты и радости, но незримый порог, через который предстоит перешагнуть, делал их существами потустороннего мира.

Ее звали Анна, она болела долго и безнадежно. Но жизнь бурлила в ней и мы подружились. Эту «проповедь» для всех хворых и убогих написала моя новая подруга. Во она.