Признание конторщика

Я опустился на скамейку и, въ первый разъ въ теченіе многихъ лѣтъ моей жизни, плакалъ какъ ребенокъ. Я не могъ не сердиться на нихъ. «О! — думалъ я, — Томъ Лотовъ, ты правъ въ своемъ предположеніи, что я никогда не прощу тебя за это. Ты отнялъ у меня единственную надежду моей жизни. Я до гроба стану ненавидѣть тебя. Люси тоже виновата; но я сердитъ только на тебя, Томъ. Чтобъ защитить тебя, она хотѣла сказать мнѣ — бѣдное дитя! — что она одна во всемъ виновата; но я знаю теперь все. Ты ставилъ западни ей; ты обольстилъ ее; сердце твое само говорило тебѣ, когда ты приписывалъ эти слова моимъ устамъ.»

Я нѣсколько разъ принимался ходить и садиться. Сердце мое разрывалось на части, и я громко стоналъ. Довольно долго я продолжалъ порицать моего соперника. Но съ наступленіемъ ночи гнѣвъ мой затихъ, и мѣсто его заступило лучшее чувство. Я спокойнѣе и рѣшительнѣе смотрѣлъ на мое несчастіе. Я видѣлъ, какъ безполезно, какъ несправедливо было бы мое преслѣдованіе, и чувствовалъ весьма натуральнымъ, что молодая дѣвица скорѣе полюбятъ молодого человѣка, нежели старика. Такимъ образомъ, съ грустнымъ и уничиженнымъ духомъ я рѣшился ободрить ихъ любовь и наконецъ соединить ихъ. Богу одному извѣстно, чего мнѣ стоила эта рѣшимость; впрочемъ, она принесла съ собой спокойствіе души, убѣжденіе въ справедливомъ поступкѣ, которое поддерживало меня въ моемъ намѣреніи. Я не хотѣлъ медлить ни однимъ днемъ, опасаясь, чтобы рѣшимость моя не поколебалась. На другое утро я спустился въ гостиную и, приказалъ тому Лотону слѣдовать за мной, остановился тамъ передъ нимъ и Люси. Томъ былъ блѣденъ; казалось, что онъ сильно страшился моего гнѣва.

— Я ожидаю, сказалъ я: — откровеннаго и немедленнаго отвѣта на вопросъ, который намѣренъ предложить вамъ. Скажите мнѣ, давали ли вы обѣщаніе быть вѣрными другъ другу?

Томъ поблѣднѣлъ еще больше, и прежде чѣмъ могъ собраться съ духомъ, Люси уже отвѣчала за него, призналась во всемъ и въ заключеніе сказала, что она принимаетъ всю вину на себя; но при этомъ Томъ прервалъ ее, воскликнувъ, что всему виной одинъ только онъ. — Винить тутъ нельзя ни того, ни другую, сказалъ я: — нехорошо только, что вы скрывали отъ меня; впрочемъ, ни это прощаю вамъ.

Спустя три мѣсяца послѣ моего позволенія назначенъ былъ день сватьбы. Я видѣлъ, что Томъ и Люси были счастливѣйшія созданія на землѣ. Они вовсе не знали моей тайны. Хотя нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что Томъ подозрѣвалъ мою любовь, и что онъ именно на нее и намекалъ во время разговора съ Люси въ конторѣ, но готовность, съ которою я изъявилъ свое согласіе, совершенно обманула его. Онъ купилъ небольшой домикъ, хозяйство для котораго было вполнѣ приготовлено. Но наканунѣ ихъ сватьбы сердце мое измѣнило мнѣ. Я и тогда еще чувствовалъ, что любовь къ Люси не остыла во мнѣ, и я не могъ перенести мысли объ ея замужествъ. Я чувствовала, что мнѣ нужно было уѣхать и не возвращаться, пока не пройдетъ этотъ день; поэтому я объявилъ, что неожиданно получилъ письмо, по которому немедленно долженъ отправиться въ провинцію, и что это обстоятельство отнюдь на должно служить препятствіемъ къ ихъ сватьбѣ въ назначенный день. Въ тотъ же вечеръ я выѣхалъ изъ Лондона, не зная и не заботясь, куда именно.

Я одинъ только зналъ, каковы были мои чувства въ теченіе вынужденнаго моего отсутствія. Съ возвращеніемъ моимъ, Контора Рѣзчиковъ была безмолвна. — Люси навсегда уѣхала; и я снова остался одинъ-одинешенекъ въ старомъ нашемъ домѣ.

Я остался и теперь еще въ немъ.

Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса

1851