— Конечно. Я слышал, французы его встретили с восторгом, но на самом деле союзники обращались с ним в высшей степени с гуманной индифферентностью. Поэтому, пока союзники — а также французы решают, хотят ли они вернуть Бурбонов, я намереваюсь оставаться здесь.
— Очень рад это слышать, — отозвался капитан и стал ожидать изложения дела.
— Есть ли у вас военнопленный офицер лейтенант Филипп Кадо?
— Да, есть. — Агент нахмурился. — И скажу вам, сэр: я не знаю, что мне делать с ним. Это красивый молодой мужчина, с очаровательными манерами, но похоже, он не знает, что такое честь.
— И это, капитан Буллер, вас удивляет? Новое поколения французов, взращенное революцией, едва ли имеет понятие об этом устаревшем предмете.
— Пять раз за этот месяц Кадо нарушал границы установленной территории, — проворчал капитан. — А это уже шестой раз… Он приходит после комендантского часа, а иногда — на следующий день. О, в конце концов лейтенант всегда возвращается и дает правдоподобные объяснения, хотя совершенно ясно: он и не думает, что кто-нибудь им поверит… Но на этот раз это уж слишком. Я примерно его накажу.
— Мне будет жаль, если вы это сделаете, капитан Буллер, — заметил месье Эстобан с улыбкой, — потому что в данный момент Кадо находится в моем доме с пробитой головой. — И граф рассказал печальную историю о том, как лейтенанта ограбили на Пустоши, и добавил, что он просил передать тридцать фунтов из выделенных на его содержание средств двум мужчинам, Леконтре и Фуке. — Но разве у вас так много денег на содержание лейтенанта? — полюбопытствовал он.
— О да, у меня их для него достаточно, хотя его слуга Леконтре имеет больше, чем он. Потому что Леконтре — усердный маленький плут и добывает пенни то здесь, то там — в общем, где может. Я думаю, и Фуке спокойно подождет. Он ленивый, ни на что негодный парень, и очень странно, что они с Гастоном Леконтре — большие друзья. — Он с беспокойством взглянул на графа, вспомнив о лейтенанте. — У него тяжелая рана?
— Глубокая и все время кровоточит. Не думаю, что задета кость, но, если вы разрешите ему остаться у меня, я заеду по дороге домой к аптекарю и попрошу его зайти ко мне как можно скорее.
Капитан Буллер задумчиво посмотрел на него.
— Здесь есть госпиталь, — напомнил он. — И как только Кадо попадет в него, он сразу перейдет из ведения транспортного управления в ведение больничного заведения. Но как его там будут кормить, не может сказать никто. А так как из тюрьмы забрали всех сестер милосердия, уход, скорее всего, будет неквалифицированный. Недавно мы лишились нашего военного врача, и власти не спешат прислать ему замену, хотя на прошлой неделе к нам поступили еще пятьсот военнопленных. Конечно, среди заключенных есть врачи, и они делают все, что в их силах, однако официально у нас есть лишь городской врач. Но юный Ричард Мейпл думает больше о своих лошадях, чем о больных, а для всех болезней использует лишь одно средство — кровопускание. Не думаю, что такое лечение пойдет на пользу Кадо.
— Конечно, это не годится.
— Молодой Мейпл осматривает всех больных в госпитале, как сказал мне старший офицер, не более часа-двух каждый вечер, и я боюсь, что в тюрьме может вспыхнуть эпидемия. Военный врач обычно совершал ежедневный утренний обход, и любой человек, который чувствовал себя нехорошо, даже если это было такое пустячное дело, как воспаленное горло или небольшая сыпь, тут же подвергался тщательному обследованию. Такие легкие недомогания могли быть признаком серьезной инфекции, которая, в условиях скученного проживания, может распространиться со сверхъестественной быстротой. — Капитан сделал паузу. — Не сомневаюсь, что ваша старая служанка обеспечит лейтенанту лучший уход.
— Значит, вы согласны оставить его у меня? — Месье Эстобан был явно удовлетворен. — Мне будет приятно сказать ему об этом. Но есть еще одно дело, которое я должен решить. Это вопрос денег. Лейтенант считает, что он должен этим двум заключенным — своему слуге и другому человеку, который вам не нравится.
— Я сейчас принесу эти деньги, и вы можете сами расплатиться, с долгом лейтенанта, господин граф, хотя не думаю, что он им должен.
Агент удалился в свой кабинет и достал из сейфа тридцать фунтов стерлингов. Он завернул их в пачки по пятнадцать фунтов, достал журнал и тщательно записал сумму в колонку расходов на имя Филиппа.
Затем вернулся в гостиную к графу, и в ожидании двоих друзей они стали говорить о плохой зиме и о потоках талого снега, которые отрезали Доувертон от окружающего мира, о штормах, бушующих на побережье, подобных которым не помнили старожилы, о мартовских ветрах, сопутствующих им, и об ожидании теплого солнца… Но они ничего не сказали о новостях, прозвучавших во всех утренних газетах, — о победах Веллингтона в Европе, грозивших Бонапарту изгнанием из Франции.