Признание в любви

– В итоге, – продолжает Саша, – имеем свой стенд на ежегодной международной выставке электроники – CES в Лас-Вегасе и на выставке IT в Барселоне. Помните советский мультфильм? Ослик приходит домой: «Мама, все в школе говорят, что я глупый и дразнят ослом». Она успокаивает: «Не плачь, сынок. Посмотри на папу – он тоже осёл. Но работает начальником, его не дразнят, а уважают». Фильм сняли с проката, но не сразу, наверное, тот начальник посмотрел и долго доходило. У меня иначе – папа профессор, в СССР, в Израиле – никто, всё делаю сам.

– В хороших руках лошадь даёт результат.

– Не у всех есть возможность сменить «хозяина».

Приезжают с каталкой. Ира замыкается, глаза не могут спрятать страх. Перекладывают, вывозят в коридор. Иду рядом, держу за руку, перед лифтом жму. С горечью чувствую, насколько ослабла ее кисть. В лифте мне места нет, до закрытия дверей машу. Бегу вниз по лестнице, благо с третьего этажа на первый. Успеваю встретить открывающийся лифт, улыбки у неё не получилось. Перед дверью в операционную пролезаю между санитарами, целую. Утром губы были тёплые, сейчас – холодные.

Ждём у входа больше четырёх часов. Почему долго? Стараюсь не смотреть на Сашу. Выходит операционная бригада, Фадеев с Усиковым, лица довольные:

– Всё прошло по плану. Оказалось, что гораздо сложнее, чем представляли, поэтому долго, состояние нормальное. До утра в реанимацию нельзя.

Поднялись наверх, мимо нас по коридору прокатили носилки с дочкой из соседней палаты, «большие глаза» меня не видят, как и никого вокруг. В лифте их спустили вместе. Старшая сестра говорит, что дочка безнадёжна, поэтому выписали.

Невозможно такое слышать.

Сестра продолжает:

– Она в разводе, у нас уже давно, пришлось уволиться с работы. Как будет дальше? Кстати, вы тоже всё время тут, а работа?

– Кажется, у Форда был такой метод проверки качества организации дела. Он неожиданно вызывал руководителей на несколько дней (сегодняшних телефонов тогда не было), у кого случался завал, того увольняли. Предприятие должно работать сколько-то времени без руководителя. Без меня и работают.

Суббота, утро, нас с Сашей пускают в реанимацию. Ира бледная, одна в большой палате, здесь окончание мира, начавшегося с площади и его граница, граница жизни. С кровати виден потолок и входная дверь, для нас – выходная – быстрее отсюда, быстрее, подальше от этой границы. Рассказывает шёпотом. Привезли, положили на стол, маска, немного трудно дышать… и всё. Проснулась в палате, врачи. Через некоторое время ужасно разболелось, днём уколы помогли. Для вызова санитара кнопка на стене. Ночью нажимала в течение двух часов – никого. Потом пришёл, говорит, что в соседнем блоке тяжёлая ситуация.

Лучше бы мы её забрали в палату, уколы можем делать и сами. Сейчас «ситуация» повторяется, болит сильно, жмёт на кнопку – бесполезно. Отправляюсь на розыск, нахожу в ординаторской, – спит, студент третьего курса. Зажимаю ему нос. Испуганно вскакивает. Даже не оправдывается. Хороший будет врач. Днем пришёл другой, стал бегать. Вечер, Ире можно только пригубить воды. Наверх забрать не разрешили.

Воскресенье, взял с собой зеркало. Саша удивляется: «Зачем?»

– Вторая клиника, и перед ней только больничный потолок.

Не успели войти, Ира манит рукой. Наклоняюсь, целую. Спрашивает:

– Позавтракали?

– Да.

Сашина очередь. Наклоняется, целует.

– Боря меня не обманывает, вы ели?

– Да …Борис, я тебе завидую!

– В этом ты не одинок, в Петрова Борису завидовали женщины, даже не знаю, что ему приятнее.

Подставляю Ире зеркало. Она видит окно, голубое небо, яркий, на солнце, соседний корпус, и кружащих над деревом голубей.

– Не беспокойся, мы их покормили. Принесли и тебе.

– Спасибо …От нас.

День длинный, а куда делся, не заметили. Вечером выгнали. Завтра поднимут наверх.

Понедельник, встречаю каталку на выходе из операционного блока, беру за тёплую руку и не отпускаю до лифта. Бегом по лестнице. На втором этаже замедлил темп – спешу… «вверх по лестнице, ведущей вниз»? Подсознание самостоятельно? Гоню прочь. Что у нас сохранилось – надежда. А самое ценное – здоровье – не очень. Успеваю встать перед лифтом на третьем этаже. В открывающиеся двери видит меня (наверное, неожиданно) улыбается, – нет выше награды от любимой.

Дали одноместную палату, она единственная, та, соседняя. Опять непрошеная мысль. Да что же это такое? Прогоняю без остатка – всё будет хорошо. На подоконнике ждёт букет – белые пушистые хризантемы, наши хризантемы. У них есть особенность: срезанные цветы держатся долго, листья засыхают, осыпаются последовательно снизу вверх, и остаются одни цветки. Не сдавшиеся, не изменившиеся. Стойкие, как гальванический элемент Вольта, в котором напряжение не меняется до конца. Это Ирина.

Она говорила, что строка Нигматулина «с милым рай в шалаше» – стала нашей пословицей. Где бы мы ни останавливались, всегда находила нужное место для симпатичных безделушек, цветов, и поездки по миру превращались в путешествие по создаваемым ею уголкам счастья, куда хотелось вернуться.