Признание в любви: русская традиция

– Образуйте его нам немножко, Надя, – сказал Лопухин, спокойно и развязно кивая на меня и так бесстыдно-многозначительно на что-то намекая, что у меня холодной мелкой дрожью задрожало внутри и чуть не стукнули зубы…». (Бунин «Жизнь Арсеньева»)

«Все, что, глаз на глаз, делал с ней он сам, было полно для него райской прелести и целомудрия. Но как только он представлял себе на своем месте кого-нибудь другого, все мгновенно менялось, – все превращалось в нечто бесстыдное, возбуждающее жажду задушить Катю и, прежде всего, именно ее, а не воображаемого соперника». (Бунин «Митина любовь»)

«В книгах и в жизни все как будто раз и навсегда условились говорить или только о какой-то почти бесплотной любви, или только о том, что называется страстью, чувственностью. Его же любовь была непохожа ни на то, ни на другое. Что испытывал он к ней? То, что называется любовью, или то, что называется страстью? Душа Кати или тело доводило его почти до обморока, до какого-то предсмертного блаженства, когда он расстегивал ее кофточку и целовал ее грудь, райски прелестную и девственную, раскрытую с какой-то душу потрясающей покорностью, бесстыдностью чистейшей невинности?» (Там же).

Интересно, что сегодня, чтобы обозначить «стыдное», мы скорее говорим «стесняться» (а не стыдиться), зарезервировав само понятие стыда за высокими моральным категориями. В этой связи (я говорю об особом понимании вина – стыд), конечно, важно осознать, какую роль в любовном объяснении играет особенное русское понятие «совести». Так, до Толстого слово «совесть» использовалось в любовном объяснении как синоним честности. Например, у Пушкина в «Евгении Онегине»: «Поверьте (совесть в том порукой), Супружество нам будет мукой». Или у Гончарова в «Обломове»: «Словом – совесть не угрызает вас, не шепчет вам, как глубоко оскорбляете вы бедного моего друга… – Какой вздор вы говорите – тошно слушать! – сказала она, вдруг обернувшись к нему и взяв его за руки. – Ну кто его оскорбляет? Что вы мне мораль читаете!»

Начиная с Толстого, нередко раскалывающего человека любовью, муки совести начинают вызываться изменой, обманом в любви, что не изменилось и до наших дней: мы говорим об обмане, измене, корысти в любви, что тот же обман в терминах «мук совести». Вот один из исходных контекстов для такого нашего обычая:

«Он увидел, что вместо того, что он хотел сделать, то есть предостеречь свою жену от ошибки в глазах света, он волновался невольно о том, что касалось ее совести, и боролся с воображаемою им какою-то стеной». (Толстой Анна Каренина)

«Твои чувства – это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой, пред Богом указать тебе твои обязанности». (Там же)

Зачем совесть в любви? Неужели во всей этой ситуации не хватает чести, честности, стыда, приличий?

Теперь уже нет. Слово «совесть» происходит от слова «соведение». Совесть – это то, что знают, разделяют все, и ты – вместе с ними. Это то общее знание, которое объединяет. Если ты часть этого целого, у тебя обязательно есть совесть. Что в этой системе координат значит, что у кого-то нет совести? Это значит, что он живет не по общему закону, преступник, вышел за пределы доброкачественной территории, потенциально изгой.

После того, как окончательно выстраивается вся мировоззренческая концепция русской любви, в нее приходит совесть – разделенное всеми представление, что можно, а чего нельзя.

Формирование системы взглядов завершилось.

И что?

Все завершилось так безрадостно?

Не совсем.

Любовь еще помимо всего – это сказка, это «и жили они долго и счастливо и умерли в один день». Это то, что «преподают» детям в детстве, до того как они идут в школу, и там их учат русскому мировоззрению на примере русской классики.

В этих сказках – главный оптимизм нашей любовной культуры. В сказках, где фигурировали не только старик со старухой, но и принц с принцессой. До сих пор влюбленные девушки и женщины хотят чувствовать себя принцессами и всю жизнь ждут принца на белом коне, разве не так?

Эти представления, живущие в нас – и есть взрослая сказка о любви, та самая, которая всегда кончается хорошо.

Евгений Шварц, прекрасный русский сказочник для взрослых, процитировал в своих произведениях все важные составляющие детского мифа о любви и дополнил его вполне «взрослым содержанием». Что именно мы находим в его пьесах?