Признание в любви: русская традиция

Не осталось неотвеченных вопросов. Любовь – это вечная тема и можно посмотреть уже снятую классику. Или перечитать ее. Когда сказано все или почти все, остается только повторять с заведомо худшим результатом. Или выдумывать другой контекст, такой например:

«Любой оборотень сразу поймет, что значат эти слова – «направить любовь в хвост». Но для оборотня это нечто настолько дикое, немыслимое и выходящее за рамки всех конвенций, что меня могут счесть за сумасшедшую. Тем не менее, все обстоит именно так – здесь и проходит тайная дорога к свободе. Произойдет примерно то же, что бывает, когда пузырек воздуха попадает в идущий к сердцу кровеносный сосуд. Этого будет достаточно, чтобы остановился мотор самовоспроизводящегося кошмара, в котором мы блуждаем с начала времен». (Пелевин «Священная книга Оборотня»)

И это про любовь?

Когда-то про влюбленность неплохо сказал один мой друг детства. В ответ на мой вопрос: «А как ты понимаешь, что влюбился?» – ответил: «Да это – проще простого! Вот едешь в машине, и передают по радио какую-то страшную пошлятину про любовь, а ты слушаешь и понимаешь: в этой песне каждое слово – про тебя. Это и означает, что влюбился».

Ох, какое же это тонкое наблюдение! Песни про любовь, и особенно самые пошлые, эксплуатируют голые архаичные стереотипы, лупят ими как мороз по носу. Там бесконечно лебеди плывут по пруду, там чары и коварство, там «ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела, ты ж мене молодого с ума-розуму звела!» Не подумайте дурного, я не считаю «Червону Руту», песню про лебедей и многие другие хиты пошлятиной. Но вот песня «Белые розы» – точно из их числа, и вся сплошь состоит из пошлых штампов – то есть из проверенных временем надежных обозначений любовной ситуации.

Так почему же больше не пишут и не снимают про любовь?

«Любовь вышла из моды, – считают многие. – Ни сценарий, ни книгу с любовным сюжетом сейчас не продашь. О чем там писать? Что в этом фильме смотреть? Людей сейчас интересует другое – деньги, преступления, экстрим». А в качестве примера вот такой сюжет радиорекламы: за то, что он подарил ей телевизор, жена мужу презентовала билет в тайский массажный салон, где делают прекрасный эротический массаж и демонстрируют стриптиз.

С этим мнением, кажется, отчасти придется согласиться. Любовь как архаичная практика, как безусловный ритуал ушла из фильмов и романов в силу завершенности описания. Но ушла именно как тема, как сюжет. Можно предположить, что со временем любовь уйдет и из реальной жизни, но пока она существует и существуют вместе с ней наиболее архаичные формы ее выражения: песни и стихи.

И если миллионы людей слушают любовные песни, значит, тема все-таки не умерла? Да и фильмы показывают по телевизору отнюдь не всегда самые новые: разве мы не застываем у экранов, когда там идет «Служебный роман», «Москва слезам не верит» или «Любовь» Валерия Тодоровского? Застываем. И читаем и перечитываем Генри Миллера и Франсуазу Саган, вместе с «Мастером и Маргаритой», «Лолитой», «Доктором Живаго». Мы читаем и смотрим все вперемежку, не различая дат и стран, мы впитываем то, что нам надо из фильма «Часы» (снятого по прекрасной одноименной книге Майкла Каннингема), а разве экранизацию классики, русской и иностранной, мы не смотрим, не пересматриваем, споря до хрипоты, хорош ли получается князь Мышкин в исполнении Евгения Миронова?

Нет, любовь по-прежнему занимает нас, и многих из нас – больше всего. Но почему про нее так мало пишут и снимают оригинального? А вот почему.

Давайте подведем итоги, чем же обогатилось представление о любви после Толстого.

На мой взгляд, со времен Толстого в русской культуре любовного объяснения не только укрепились и развились прежние стереотипы, но и появились новые смыслы, актуальные и по сей день (они иногда противоречивы, как это бывает в культуре). Вот они:

Любовь для нас – не состояние, а действие. Сказать «люблю» – значит принять на себя обязательства. Сказать «люблю», несмотря на иррациональную природу любви – значит принять на себя ответственность.

Любовь – это возможность. Возможность помочь тому, кого любишь (деятельная любовь). В этом смысле любовь – самоотреченное служение, незнающее ни гордости, ни унижения.

Любовь имеет плотское измерение. В любви люди иногда выступают просто как мужчины и женщины. Это «просто» никуда не ведет. Как никуда не ведет животное начало в нас. Точнее, ведет: через наслаждение в тупик телесности.

Любовь сильнее времени, обстоятельств, колдовства. В этом смысле Одиссей всегда с нами.

Любовь и разговоры о ней неразрывно связаны с опытом чтения. Отсюда и ее поэтизация, и ее отрицание. Любовь – это чепуха, бесполезная придумка, говорят те, кто не верит книгам, а только собственному опыту.

У любви есть границы – это совесть, грех, стыд.