Признания Мегрэ

— Кажется, так… Во всяком случае, я говорил так горячо, что Дюше смягчился… Речь шла о времени, которое потребуется для соблюдения формальностей… Чтобы покончить со сценой на улице Коленкур, я хочу вкратце рассказать вам об одной детали, еще более смешной, чем все остальные… В конце концов я настолько вошел в роль зятя, что откупорил бутылку шампанского, которая стояла у нас в холодильнике, и мы чокнулись… Когда я вышел от Аннет, уже стемнело. Я сел за руль и некоторое время ехал куда глаза глядят… Я не мог понять, поступил ли я хорошо или плохо… Мне казалось, что я предал Кристину… Я никогда не был способен убить даже животное… Однажды, когда я был у друзей в деревне, меня заставили зарезать цыпленка, а я не посмел показаться трусом… Все смотрели, как я за это возьмусь… С первого раза я не отважился, на второй раз решился, но у меня было такое ощущение, будто я совершаю смертную казнь… Теперь мне казалось, что я только что сделал нечто похожее. Только потому, что какой-то полупьяный человек разыграл предо мной роль оскорбленного отца, я перечеркнул пятнадцать лет жизни с Кристиной, обещал, поклялся принести ее в жертву… Я остановил машину в первом попавшемся по дороге кабачке и тоже начал пить… Это оказалось возле площади Республики, и я удивился, когда выехал потом на нее… Затем я поехал по Елисейским полям… Остановился возле другого бара… Там тоже выпил три или четыре рюмки, пытаясь придумать, что я скажу жене… Я составлял фразы, даже произносил их вполголоса.

Он посмотрел на Мегрэ, и во взгляде его внезапно появилась мольба.

— Мне очень неловко… Я понимаю, что это не положено… Но не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?.. Я все время сдерживался… Но теперь это становится физически непреодолимым, вы понимаете? Когда много выпьешь накануне…

Мегрэ подошел к стенному шкафу, взял бутылку коньяку, налил рюмку и подал Жоссе.

— Спасибо… Мне очень стыдно перед самим собой со вчерашнего вечера, когда я разыграл такую смехотворную сцену… Мне стыдно совсем не по той причине, которую могут вообразить другие… Я не убивал Кристину… У меня никогда и мысли такой не возникало… Ни на одно мгновение… Я перебирал различные выходы из создавшегося положения… Мне приходили в голову самые невероятные варианты… Ведь я тоже напился… Но только не это… Даже если бы у меня и появилось намерение избавиться от нее, я физически не способен был бы это сделать…

Телефон у Пардонов больше не звонил. Значит, бедный портной был все еще жив, жена по-прежнему ждала, а дети уснули.

— В эту минуту, — продолжал Мегрэ, — я и подумал, что время еще не упущено.

Комиссар не стал уточнять, что он имел в виду.

— Я изо всех сил старался, — продолжал он, — составить собственное мнение, взвешивал все «за» и «против»… Позвонил телефон… Это Жанвье просил меня зайти в комнату инспекторов… Я извинился и вышел… Жанвье показал мне номер газеты, выходившей после полудня… На ней еще не высохла типографская краска… Заголовок огромными буквами гласил: «ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ АДРИЕНА ЖОССЕ, СКАНДАЛ НА УЛИЦЕ КОЛЕНКУР». «А другие газеты тоже пишут о Жоссе?» — «Нет, только эта». 

— Позвони в редакцию и спроси, откуда они получили этот материал.

Пока Жанвье пошел к телефону, Мегрэ стал читать статью: «Мы получили возможность дать некоторые сведения относительно личной жизни Адриена Жоссе. Как мы уже сообщали выше, жена Жоссе была убита прошлой ночью в их особняке, в Отейе.

В то время, как друзья считали эту пару очень любящей, фабрикант медикаментов Жоссе уже около года вел двойную жизнь.

Будучи любовником своей секретарши, двадцатилетней Аннет Д., он снял ей квартиру на улице Коленкур, каждое утро заезжал за ней на своей роскошной спортивной машине и почти каждый вечер привозил ее домой.

Два или три раза в неделю Адриен Жоссе обедал у своей любовницы, а зачастую и оставался на ночь.

Вчера вечером на улице Коленкур произошло драматическое происшествие. Отец молодой девушки, почтенный чиновник из Фонтенэ-ле-Конт, неожиданно навестил дочь и застал любовников вместе. Интимные отношения его дочери с Жоссе не могли вызвать у него никаких сомнений.