Признания мои и комиссара Мегрэ

Пройдет месяц или два, а может быть, целый год – и в один прекрасный день наш банановый турист, с исхудалым лицом и потухшим взглядом, жалкий, несчастный, из последних сил старающийся не терять достоинства, явится в бюро выдачи паспортов.

– Меня вызывают в Европу, у меня заболел родственник, – скажет он в оправдание.

Это вранье. Никакого письма он не получал. Но он уже больше не может. Он истомился один на один с природой, он с нечеловеческими усилиями глотает безвкусные бананы и борется с искушением поклянчить бокал пива в бистро.

Ему протягивают обратный билет. Ставят печать в паспорте… Приключение окончено!

Радости пампы, или Человек, заточенный между двух вокзалов.

Если убрать экзотику, самое яркое из тропических приключений предстает в своем истинном облике, и облик этот чаще всего трагический, но без всякого накала страстей, без малейшей, так сказать, театральности. Трагедия, открывавшаяся мне при каждом заходе в порт, была трагедией обыденности, тяжелой, как небо, непроходимой, как лес; это была трагедия кошмара, удушье, пустота души и ума перед лицом неизменного, навеки чуждого вам пейзажа, а между тем здесь-то и придется вам умирать с мыслью о том, что есть далеко во Франции деревушка или городок, где…

Попробуйте высидеть два или три часа, отвернувшись к голой стене… Ну так вот, иная обстановка, какой бы пышной она ни была, для нас все равно что голая стена. Помню одно утро – я еле удержался от слез. А все из-за пустяка! Незадолго до рассвета мухи наконец оставили меня в покое. И я уснул, но внезапно реденькую кисею сна разорвал крик петуха, потом где-то зазвонили колокола.

И тогда в меня вселилось убеждение, что сегодня воскресенье, настоящее воскресенье, и я во Франции, и можно подольше поваляться в постели, а потом погулять вокруг церкви.

Увы! Приоткрыв глаза, я увидел черное лицо моего слуги, картонные пальмы, небо, покрытое тучами. Самая мысль о тепловатом душе, о шлеме, который сейчас придется напялить на голову, внушала мне отвращение, и я замер в постели, вялый и потный.

А между тем, сколько неожиданностей на каждом шагу! Сколько поразительных явлений! Сколько удивительных ситуаций!

В стране, о которой я сейчас говорил, в стране, которая может оказаться Перу, как, впрочем, и Боливией, живет один человек, француз, – он пленник пампы, пленник, заточенный в пространстве не менее обширном, чем вся Франция, и ограниченном двумя вокзалами.

На берегу моря находится довольно большой город; от него отходит единственная в стране железная дорога, пересекающая почти безлюдные местности.

И лишь каждые сто или двести километров попадаются деревни, населенные главным образом индейцами, да гасиенды.

На другом конце железной дороги, ровно в пяти днях езды, расположен другой город.

Недавно там приключилась такая история. Однажды утром, сойдя с корабля, в город явился некий француз и предстал перед властями, предъявив паспорт и достойный всяческого уважения военный билет на имя Жермена, офицера запаса, награжденного Военным крестом с шестью или семью пальмами, имеющего благодарности в приказе и т. д.

Его пригласили в клуб. В его честь устроили праздник. Перед ним распахнулись все двери, хозяин гостиницы сдал ему лучший номер.

Я уже упоминал, что у Жермена не было одной руки, которой он лишился на войне, что еще приумножало его славу?

Во всяком случае, об одном обстоятельстве вы сами не догадались бы: в городе, о котором идет речь, обязанности судьи исполнял выходец из Франции, бывший каторжник, а ныне безукоризненно честный человек, который, впрочем, не скрывал своего прошлого от местных властей.

Чем ему не понравилась физиономия нашего Жермена? Разумеется, тот, кто сам прошел огонь, воду и медные трубы, безошибочно улавливает некоторые особые признаки. Как бы то ни было, судья почуял, что от этого героя пахнет мошенником, и однажды, когда в клубе пьянствовали, исхитрился получить в руки его военный билет.

За одну минуту он уверился в своих подозрениях. Настоящий Жермен, тот, которому был выдан военный билет, потерял на войне правую руку, а у того Жермена, который пировал в обществе латиноамериканцев, не было левой руки.

Судья ничего не сказал. Он написал в Чили, в Аргентину, во все соседние страны, и две недели спустя пришли красноречивые ответы: «Жермен» успел там побывать. Он покрасовался во всех городах, и его там прекрасно помнили, тем более что повсюду он занимался жульничеством.

И здесь он тоже принялся за свое. Наш герой объявил, что хочет основать большой франко-американский торговый дом; он прощупывает почву, ищет среди уважаемых в городе лиц тех, кто этим заинтересуется. Для приманки он намекает, что это предприятие будет вознаграждено несколькими орденами Почетного легиона.

Как-то утром судья заходит к нему в номер. Жермен встречает его с распростертыми объятиями:

– Какой гость! Правда ли то, что мне сказали? Что мы с вами почти соотечественники?

– Сядьте и выслушайте. Послезавтра отходит пароход. Советую вам сесть на него, не мешкая, и уплыть в какую-нибудь другую страну.