Полицейские подступились к нему с двух сторон, но Сэм увернулся. Когда его все-таки схватили, он отбивался, не разбирая, что попадется под руку. Тогда его уложили на асфальт. Пыль от цветных мелков поднялась столбом. Бланка зажала руками уши. Сил не было слышать, как он кричит — словно, если ему не дадут закончить рисунки, он умрет. Мир, создаваемый им, не достигнет завершения, и с ним исчезнет он сам, обратясь в ничто. Останется пепел. Зола. Битая посуда. Птичьи полые кости. Призрачное свеченье.
Мередит прижала Бланку к себе и держала так, покуда полицейские волокли Сэма к стоянке. Бланка звала брата, но никто ее не слышал. Зеваки не расходились, в их толпе раздались аплодисменты. Кто-то, видимо, указал полицейским на Мередит и Бланку, и один из них подошел узнать полное имя Сэма, его адрес и номер телефона.
— Ничего им не говори! — Бланка попыталась высвободиться и броситься к «скорой», но Мередит удержала ее.
— Нам нельзя вместе с ним? — спросила она полицейского. — Она — его сестра.
— Дайте, я для начала зафиксирую то, что требуется для протокола, — сказал полицейский. — И давайте успокоимся.
Так они и поступили. Что им еще оставалось? Бланка тихонько плакала, уткнувшись в пальто Мередит. «Скорая помощь» отъехала, пока Мередит диктовала адрес.
— Смотри, что делают! — закричала Бланка. — Он исчезает!..
Поразительно, какое многоцветье стекало струей в канаву: десяток оттенков синего, двадцать — красного, кромешные сгустки черной сажи, словно ночной кошмар, обретший форму, — нутро человеческого сердца, порушенное с такой легкостью, уничтоженное, раньше чем можно было остановить это разорение, сберечь утраченное или хотя бы попытаться его спасти.
По решению суда, чтоб избежать наказания, связанного с наркотиками, Сэму предстояло пройти трехнедельный курс реабилитации в больнице. К счастью, при нем обнаружили всего лишь спрятанную в кармане щепотку гашиша в серебряной фольге. Все это время он отказывался встречаться с посетителями, но попросил, чтобы к нему приходила сестра. Джон Муди это запретил. Не видел смысла подвергать десятилетнего ребенка контакту с отделением, в котором лечат наркоманов. Ну что ж, отец был волен устанавливать любые правила, но Бланка все равно ухитрялась каждый день бывать в больнице. Обнаружила это Мередит — приехала за Бланкой к школе танцев и обратила внимание, что все другие девочки высыпают гурьбой из двери, а Бланка приближается со стороны улицы. Назавтра, завезя Бланку в библиотеку, Мередит заехала на своем «фольксвагене» за рядок придорожных сосен и стала ждать. Бланка показалась из библиотеки через пятнадцать минут; Мередит поехала следом за ней и, держась на почтительном расстоянии, проводила ее до больницы. Когда она вышла погодя немного, Мередит посигналила. Бланка села в машину. Никаких объяснений, оправданий. Ничего. Сидела, глядя куда-то в пространство.
— Ты виделась с ним? — спросила Мередит.
— Я пишу записки, он отвечает. Одна сестра их забирает, потом приносит ответ.
— И что он пишет?
— Это я пишу. Он — рисует.
Мередит задумалась.
— Хочешь, я буду просто возить тебя сюда, и кончим притворяться, будто ты в это время на уроках или в библиотеке.
— Вы это серьезно?
Бланка была хорошей девочкой, и необходимость все время врать сказалась на ней даже внешне. Волосы потускнели и обвисли, на лице выскочили прыщи.
— Серьезно.
День, когда Сэма выписывали домой, решено было отметить шоколадным тортом. Не мог же человек, в самом деле, измениться до такой степени, чтобы утратить вкус к шоколаду! Синтия даже съездила за мороженым, а в ответ на удивленные взгляды заявила:
— Я, чтоб вы знали, плохого Сэму не желаю. Я желаю ему добра.
Все это время, когда звонила бабушка Сэма, а к телефону подходила Синтия, Диана Муди бросала трубку. Она желала говорить с Мередит.
— Синтия знает, что это вы кладете трубку, — сказала ей Мередит.
Диана незадолго до того перенесла инсульт и огорчалась, что не может приехать помочь в трудную минуту. В Мередит она видела родную душу — единственную, от кого узнаешь правду.
— Мне Сэм не очень нравился ребенком, — призналась она, позвонив однажды. — Считала, что он грубиян, а он был просто честный. Не умел ничего таить в себе.
— И до сих пор остался таким.
— Оттого-то и мучается, — сказала Диана Муди. — Нету защитной оболочки.
Забирать Сэма из больницы выпало Джону Муди. Сэм, глядя волком, наблюдал, как отец расписывается, как принимает его бумажник, сверток с цветными мелками.
— Благодарю, и пропади вы пропадом, — сказал Сэм на прощанье сестрам.
— Все, хватит, — одернул его Джон Муди.
— Действительно. Ведь это делалось ради моего блага!