Признания Ната Тернера

Еще до полудня его разбудили собаки, тявкающие где-то на юге; лаяли хором, заливисто, с неистовым хрипом и злобными отдельными гавканьями; пружина ужаса подбросила его, он сел. Естественно, это за ним! Первое, что пришло в голову — залезть на дерево, но нет, не для него такие выкрутасы: он ведь боится высоты. Ну что же, заберемся в куст ежевики, будем оттуда за дорогой наблюдать. В облаке пыли показались две тощих гончих, за ними четверо верхами, лица мужчин мрачны, глаза, как синие стальные полосы, так и сверкают мстительностью и жаждой насилия; это окончательно утвердило Харка во мнении, что гонятся за ним. Дрожа от страха, он спрятал голову в колючей чаще, однако, к его изумлению, погоня с заливистым лаем умчалась по дороге вдаль, цокот копыт понемногу затих, и у него отлегло от сердца. Опять тишина. До наступления вечера Харк сидел скрючившись в гуще ежевики. Когда пали сумерки, он разжег костер, поджарил на нем немного солонины, напек кукурузных лепешек, смешав муку с водой из ручья, и, едва стемнело, возобновил путь на север.

Тут начались трудности с ориентированием, которые потом преследовали его все долгие ночи бегства к свободе. По зарубкам, которые он каждое утро ножом делал на палочке, он подсчитал (вернее, за него подсчитали — те, кто умел считать), что путешествие продлилось шесть недель. В пути у него было два проводника — Полярная звезда и трактовая гать, вымощенная где брусом, где просто бревнами и ведущая через Питерсберг на Ричмонд, Вашингтон и Балтимор. Названия этих городов и их последовательность Харк также постарался запомнить поточнее — согласно учению Ганнибала, каждый населенный пункт должен служить указателем пройденного пути; и потом: заблудишься — как будешь дорогу спрашивать, когда встретишь какого-нибудь негра располагающей внешности! Держась поблизости от большака (с осторожностью, разумеется, стараясь на глаза не попадаться), можно пользоваться им как надежной стрелкой, указующей на север, а города будут как вехи — сколько их там еще осталось до того штата, где рабства нет? В этом учении слабым местом — каковое вскорости и дало о себе знать — было то, что в нем ничего не говорилось о развилках и ответвлениях, оные же встречались во множестве и могли завести сбитого с толку путника черт-те куда, особенно темной ночью. Поправлять положение приходилось с помощью Полярной звезды, и она Харку действительно помогала, но пасмурными вечерами, либо в полосах тумана, весьма нередких в болотистой местности, от этого небесного маяка толку было не больше, чем от грубо намалеванных указателей, которые он не умел прочесть. Так почти в самом начале тьма заключила его в объятья, и он лишился первого проводника — потерял магистральный тракт. Вторую ночь, как много раз бывало и потом, он никуда не продвигался, сидел в лесу, а с рассветом осторожно отправился на разведку и нашел-таки дорогу — бревенчатую гать, где днем вовсю разъезжали фермерские телеги и фургоны, от которых несло, воняло, смердело опасностью.

По пути у Харка было много приключений. Солонина и мука быстро кончились, но из всех его трудностей проблема пропитания была еще самой легкой. Так уж от века повелось, что беглецу приходится жить на подножном корму, а Харк, как большинство негров, выросших на обширной плантации, не гнушался и воровства. Почти всегда поодаль маячило какое-либо жилье, оно в изобилии давало фрукты, овощи, уток, гусей и кур, а однажды преподнесло даже свинью. Два или три раза, оказавшись на задах фермы или плантации, он навязывался в гости к дружественным неграм, невзначай выходил к ним в сумерках из леса, а они — глядь, уже где-то слямзили для него кочан капусты или полную миску овсяной крупы, а то и шмат бекона. Но когда такой здоровенный дядя рыщет по кустам, это все-таки подозрительно. Совершенно правильно опасаясь своим присутствием мозолить глаза кому бы то ни было, будь то белые или черные, он вскоре вообще от людей стал держаться подальше. Бросил даже дорогу у негров спрашивать: чем дальше к северу, тем они явно становились все тупее, и так забили ему уши невразумительными тудымо-сюдымо, что он на них, в конце концов, с досадой и отвращением махнул рукой.