Признания Ната Тернера

Я в него три дубовых штыря вставил. Тот, кто чинил его до меня, просто клеил столярным клеем и обматывал тонкой проволокой, неудивительно, что все ломалось. Такой славный ореховый стол — тут штыри нужны, да покрепче. Больше он не сломается, это я вам обещаю, мисс Кати.

Никоим образом не принадлежала она к числу худших белых, но почему-то — быть может, всего лишь потому, что сбила меня с мысли, — в тот момент у меня к ней такое было чувство ненависти, будто я острый камень проглотил. Еле я заставил себя на нее глянуть — подумалось: вдруг она разглядит во мне эту ненависть, которая так просится наружу, что даже на лбу выступила в виде крошечных волдыриков пота.

А со стулом как, ты приступил к нему?

Нет, мэм, все время ушло на столик.

Ну что ж, завтра тогда не ходи с Джеком и Эндрю ворота ставить, а лучше ножки к стулу приделай. Кстати, Джек все равно болеет. Этот черномазый половину зимы проболел. — Досада тенью пробежала по ее лицу, губы сжались. — А еще завтра...

Мисс Кати, — вклинился я, — завтра мне пора возвращаться к мистеру Муру. Срок аренды кончился.

Истек срок твоей аренды? — всполошилась она. — Как, не может быть! Я же брала тебя до восемнадцатого.

Да, мэм, — ответил я, — но сегодня как раз оно и есть — восемнадцатое число.

Да ну, разве... — в замешательстве она было вскинулась, хотела возражать, но спохватилась и вздохнула. — Н-да, ты, кажется, прав. Сегодня восемнадцатое. А ты... — Она снова примолкла и, спустя несколько секунд, говорит: — Жаль, что тебе надо возвращаться. Таких мастеровитых ниггеров больше и нет нигде. А на тебя, наверное, как всегда, кто-нибудь уже в очередь записался?

Да, мэм, — сказал я, — маса Том сказал, что майор Ридли хочет большой луг для нового стада огородить и ждет, чтобы взять меня на две недели заборы ставить. Пока зелени нет. — Все трудней становилось мне следить, чтобы от ненависти у меня не дрогнул голос. Ну что она лезет ко мне, только думать мешает!

Что ж, — вздохнула она, — лучше бы, конечно, если бы ты полностью был моим. Мистеру Тому Муру я предлагала за тебя большие деньги, однако он, похоже, знает, на какую золотую жилу напал. Обычно-то черномазых работать не заставишь, а тут такой мастер, да и дневной урок выполняешь честно, просто чудо какое-то.

Стараюсь, мисс Кати, — ответил я. — Апостол Павел сказал, что каждый получит свою награду по своему труду, ибо мы соработники у Бога. Я в это верю.

Да ну тебя! — отмахнулась она. — Ты мне зубы-то Писанием не заговаривай. Хотя ты, конечно, прав, кто же спорит! И как это я все дни спутала? — твердила она свое. — Мне так хотелось, чтобы ты стул починил, а потом взял под вечер экипаж да съездил в Иерусалим за маленькой мисс Пег. У нее ведь каникулы начинаются. На перекладных едет из Лоренсвиля. Я-то надеялась, ты съездишь, подберешь ее. Другим неграм я ни за что лошадей не доверю.

Да, мэм, — сказал я. — Очень жаль.

Но я скоро опять тебя добуду, можешь не сомневаться. — Она выдавила из себя одну из своих отчужденных, мертвенных улыбок. — Полагаю, тебя здесь кормят гораздо лучше, чем у мистера Мура, не правда ли?

Да, мэм, — нисколько не кривя душой, согласился я.

Да и — чем у майора Ридли, могу поклясться!

Да, мэм, — снова подтвердил я. — Это правда.

Ах, какая жалость, что я так запуталась в датах. — Ты уверен, что сегодня восемнадцатое?

Да, мэм — у вас же календарь висит в библиотечной.

Кроме тебя, я никому бы не доверила везти мисс Маргарет или мисс Харриет, или мисс Гвен, или кого-либо из внучат. Дрожь берет, как представлю себе экипаж, где сидят мои милые детки — как он несется по колдобинам да буеракам, когда на козлах какой-нибудь Эндрю или Джек. — Сделав паузу, она пристально на меня посмотрела; я отвел глаза. Потом продолжила: — А мистер Том Мур — он ведь из чистого упрямства отказывается продать тебя мне! Ты согласен со мной?

Тут пришлось над ответом задуматься.

Наверное, мисс Кати, — сказал я, — маса Том все же так больше заработает, в аренду меня сдавая. Ну, то есть в конечном счете.

Что ж, думаю, в конечном счете ему придется смириться с неизбежностью и продать тебя человеку с деньгами и положением — если не мне, то кому-то еще. Не дело столь одаренному черномазому жить в такой берлоге, при всем моем уважении к твоему хозяину. Тебе сколько сейчас? Лет двадцать пять?

Двадцать восемь, мисс Кати, — ответил я.

Ну, в таком случае ты должен очень благодарить судьбу. Представь, сколько молодых негров лишены твоих способностей и ничего не умеют, кроме как орудовать мотыгой или метлой, да и то кое-как. Полагаю, ты далеко пойдешь. Ну хоть в том плане, что ты, например, понимаешь все, что я тебе говорю. Даже если тебя не продадут кому-нибудь вроде меня, тебя будут сдавать внаем людям моего уровня — тем, кто может оценить тебя по достоинству, хорошо кормить, тепло одевать и о тебе заботиться. Нет никаких причин опасаться, что тебя продадут на юг — даже сейчас, когда в Алабаме и Миссисипи на черных такой спрос, а здесь лишние рты совершенно ненадобны...