Признания

Это было все, что нам рассказал директор школы на утренней линейке. Но большинство учеников и так уже знали, что речь шла о Наоки. Все обсуждали, что же такого ужасного он мог совершить, и жаждали узнать подробности. Воздух в классе искрился от волнения. На классном часе Вертер ни слова не сказал о Наоки. Думаю, он хотел бы рассказать нам, но руководство школы, очевидно, запретило. Всех, кроме меня, Вертер отпустил домой. Ничего удивительного, ведь буквально за несколько часов до трагедии мы вдвоем навещали Наоки.

Перед уходом Сюя-кун протянул мне часы, упакованные в конверт от талисмана омамори[26].

Спустя пару минут Вертер вернулся в класс и сел напротив меня.

– Не беспокойся, Мидзухо! Если о чем-то спросят, просто скажи правду, – сказал он, положив руки мне на плечи и глядя прямо в глаза. Я молча смотрела в ответ.

– Сэнсэй, можно вас кое о чем спросить? Только сперва наденьте это, пожалуйста. Сейчас все ребята такие носят, возьмите! – сказала я, протянув Вертеру часы, которые он, кивнув, тут же застегнул на запястье. – Сэнсэй, вы ходили к Нао-куну каждую пятницу, потому что переживали за него? Или просто хотели казаться хорошим человеком?

– Не говори ерунды! Мидзухо, ты лучше других знаешь ответ, мы же вместе ходили к нему. Я делал это только ради Наоки!

Бип, бип, бип, бип… Вертер растерянно смотрел на запястье, от которого распространялся этот противный звук.

– Что это?

– Не беспокойтесь, сэнсэй. Просто пришел ваш судный день.

* * *

Я проследовала за Вертером в кабинет директора, где нас встретили сам директор, куратор нашей параллели и двое полицейских в форме. Нас усадили и, не сказав ничего о поводе, попросили рассказать о Наоки все, что мы посчитаем нужным. Я и рассказала:

– Я каждую пятницу вместе с Ёситэру-сэнсэем относила Наоки конспекты. Нас всегда встречала его мама, сам Нао-кун так ни разу и не появился. Сначала она радовалась нашему приходу, но потом стало казаться, что мы ей только мешаем. Даже в жаркую погоду его мама всегда была в одежде с длинным рукавом, и, кажется, я видела у нее на лице замазанные косметикой синяки. Я даже задумалась, не Наоки ли ее ударил. Может быть, разозлился, когда она после нашего очередного визита снова потребовала вернуться в школу…

Мама Наоки ничего нам не говорила, но наши визиты, должно быть, действовали ее сыну на нервы. Он не из тех, кто, разозлившись, поднимет на кого-то руку, но, загнанный в угол, мог потерять контроль над собой. Его мама прощала ему буквально все, поэтому он не нашел другого выхода. Нао-кун всегда был слаб духом. Спросите любого учителя! Единственным, кто этого не замечал, был наш классный руководитель Ёситэру-сэнсэй. Чем чаще мы приходили, тем хуже становилось Нао-куну и тем сильнее он, наверное, срывался на маму. Я даже спросила Ёситэру-сэнсэя, не стоит ли нам на какое-то время прекратить наши визиты. Но он меня не послушал. Вместо этого в следующий раз принялся громко кричать, так, что слышали все соседи. Он хотел, чтобы вообще все услышали! Для Наоки, неспособного появиться в школе, дом оставался единственным безопасным местом, а Ёситэру-сэнсэй будто пытался его оттуда выкурить.

Нао-кун закрылся именно из-за Ёситэру-сэнсэя. Учитель никогда и не пытался сделать лучше своему ученику. Для него мы все – всего лишь зеркало, в которое он любуется на собственное отражение. Ничего из этого не случилось бы, если б он не был так поглощен собой.

* * *

Итак, Моригути-сэнсэй, все это произошло за каких-то четыре месяца.

Сейчас летние каникулы. Интересно, Вертер и в следующем году останется нашим классным руководителем? Если ему хватит наглости снова появиться, то у меня есть план.

Видите ли, с прошлого лета я собираю разные химикаты. На всякий случай, если моя жизнь станет совсем невыносимой. Наверное, сперва стоило бы проверить их действие на ком-то еще…

Больше всего мне хотелось бы заполучить в свою коллекцию цианистый калий. Думаю, это не составит особого труда сейчас, когда меня считают образцовой ученицей. Наш химик Тадао-сэнсэй наверняка без лишних вопросов даст мне, президенту класса, ключ от школьной лаборатории, стоит мне попросить.

Подмешать его Вертеру будет проще простого. Он по-прежнему единственный, кто пьет молоко, но, если честно, мне все равно, если пострадает кто-то еще. Наверное, вы не понимаете, за что я так невзлюбила Вертера?

Я с первого класса начальной школы была влюблена в Нао-куна. Он – моя первая любовь.

Когда все в классе, с подачи Аяко, стали звать меня «Мидзухо», только он продолжал называть меня по имени – Мидзуки-тян. А ведь она просто завидовала мне из-за того, что я обогнала ее в учебе!

«Мидзуки – ахо[27]», Мидзухо! Так и приклеилось.

Возможно, он просто с детства привык звать меня «Мидзуки-тян». Но мне уже этого было достаточно, чтобы Наоки стал для меня единственным смыслом жизни.

Его сестра рассказала мне, что, когда его спросили, зачем он убил свою мать, он ответил:

– Хотел, чтобы меня поскорее арестовали.

Сэнсэй, можно я задам вам свой вопрос?

Как думаете, вам удалось отомстить двум мальчишкам?

III. Добродетель