Признания

Я очень, очень устал…

Я взглянул на идущую рядом маму. Она не успела накраситься, на ней была та же одежда, что и вчера. Она всегда переживала, что является старше родителей других учеников в моем классе, но меня это никогда не беспокоило. Она была самой красивой. Я впервые видел маму, вышедшую на улицу без макияжа. Она даже не могла стереть капельки пота, свисавшие с кончика ее носа, – обе ее руки были заняты пакетами с продуктами, которые я отметил кровью. Я еле сдержался, чтобы не расплакаться.

Я ошибался на ее счет. Я был уверен, что она никогда не будет любить ребенка, не соответствовавшего ее ожиданиям, не дотягивающего до ее высоких стандартов. Но она все еще здесь, рядом со мной…

Я решил признаться ей во всем. Вместе пойти в полицию. Если она будет рядом со мной, то я смогу вынести любое наказание. Если она способна принять меня, то я готов попытаться начать заново.

Но я не знал, как рассказать о своих чувствах. Я был напуган. Что, если, услышав правду обо мне, узнав, что я – убийца, она отвергнет меня?

Да нет, ерунда.

Я решил до конца изображать зомби.

Рассказав маме о том, как Моригути отомстила нам, отравив молоко кровью, я вдруг понял, что до сих пор не уверен в том, что действительно заразился. Чего же я боялся все это время?

Темная вода в болоте начала медленно убывать.

Я неожиданно ощутил такую свободу, что наконец рассказал маме об убийстве дочери Моригути. То самое чувство – что я лучше Ватанабэ, что я лучше всех – снова вернулось. Совсем как тогда, у бассейна.

Мама была шокирована моим признанием, но почему-то не предложила пойти в полицию. Она не считала, что я должен сдаться, не отказывалась от меня. Осознав это, я стал счастливее, чем когда-либо.

– Ты отпустил ее потому, что испугался? – спросила мама, глядя прямо на меня. Она переспросила еще несколько раз, но я каждый раз отвечал отрицательно.

Я гордился собой. Я сделал то, на что Ватанабэ оказался не способен! Я преуспел!

Но я не сказал ей об этом. Чтобы больше ее не расстраивать, я повторил, что готов в любой момент сдаться полиции.

* * *

Они снова пришли. Тэрада и Мидзуки-тян. Я больше не боюсь. Пусть приходят.

– Наоки, если ты там – послушай!

Тэрада, стоя на улице, орал во все горло. Мне было все равно, что он скажет. Я сел на пол у окна и принялся слушать.

– Не ты один страдал весь семестр! С тобой страдал Сюя-кун! Над ним жестоко издевались одноклассники! Очень жестоко!

Что он только что сказал? Ватанабэ ходил в школу? Все это время? И его до сих пор не прикончили?

– …я убедил их, что так нельзя! Они исправились!

Но я уже перестал слушать. Я наконец вспомнил, что Ватанабэ сказал мне тогда у бассейна.

Мы никогда не были друзьями. Ненавижу таких, как ты, – самовлюбленных идиотов. По сравнению с гением вроде меня, ты – сплошное разочарование.

Я мог поклясться, что слышал, как он смеется надо мной. Теперь-то только я стал хикикомори.

Я зарылся лицом в подушку. Лежа один в темной комнате, скрежетал зубами. Я был смертельно зол, но не знал, что делать с этой злостью. Это Ватанабэ был во всем виноват, но продолжал ходить в школу, пока я был заточен дома! Меня заполнила горечь разочарования.

Даже если мама откажется идти со мной, я завтра же пойду в полицию и обо всем расскажу. Возможно, он легко отделается, но ему явно не понравится то, что на самом деле девочку убил я. Видеть бы его рожу! Вот я посмеюсь!

Я услышал, как кто-то поднимается вверх по лестнице на второй этаж. Мама! Наверное, она пришла сказать, что завтра отведет меня в полицию. Я вышел из комнаты ей навстречу. Только вот…

В руках у мамы, стоявшей на верхней ступеньке, был большой кухонный нож. Зачем он ей?

– Мы разве не пойдем в полицию? – спросил я.

– Нет, Нао-кун. Уже ничего не исправить. Ты больше не мой добрый, милый Наоки… – ответила мама; по ее щекам текли слезы.

– Ты убьешь меня?

– Мы вместе отправимся к бабушке и дедушке.

– Нет, ты хочешь убить только меня!

– Нет, что ты!

Мама обняла меня. Я впервые заметил, какая она хрупкая. Я уже стал выше нее. Я почувствовал себя так спокойно – я не против умереть вместе с мамой.

Мама, мамочка, только она меня понимает…

– Нао-кун, мое сокровище… прости меня. Это я виновата, что ты такой. Прости, что не воспитала лучше. Прости… что разочаровала.

Прости, что разочаровала. Разочаровала! Разочарование! Разочарование, разочарование, разочарование разочарование разочарование разочарование разочарование разочарование…

Она выпустила меня из объятий и погладила по голове. Моя ласковая мама. Ее лицо исказила гримаса жалости.

– Прости, что разочаровала…

Прекрати, прекрати, прекрати! Я – не разочарование! Не разочарование! Не…

Что-то горячее брызнуло мне в лицо.

Кровь. Кровь, кровь. Мамина кровь… Я что… ударил ее ножом?

Мамино хрупкое тело покачнулось и упало с лестницы.

Мама, подожди! Не оставляй меня! Мама! Мама! Мама! Мама!

… забери меня с собой.

* * *