Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета

Что делать? Если и в самом деле литературное сообщество премиями подает сигналы скорее своим членам, чем публике. И если и оно, и скрепляющая его система литературных премий с самого начала 90-х зиждутся на идее (не всегда, впрочем, отрефлектированной) тотального сопротивления рынку и той ревизии, которой рынок подверг традиционные представления о роли, задачах и формах бытования литературы в обществе.

Рынок берет числом предоставляемых публике товаров и услуг — литература стремится ответить качеством, то есть, в идеале, единичными шедеврами. Рынок адресуется к толпе, к массе, а литература — к собеседнику или, допустим, к элите, понимая под нею квалифицированное читательское меньшинство. Рынок, расширенно производя легкоусвояемую, общедоступную пищу, трансформирует чтение в свое рода фаст-фуд, а литература — будто и в самом деле наперекор — выдает произведения повышенной сложности и повышенной дискомфортности, когда неудобочитаемость зачастую интерпретируется уже не как недостаток, но как примета высокой качественности. Рынок, наконец, хотел бы видеть в литературе сферу досугового обслуживания, разновидность шоу-бизнеса, но литература-то помнит, что еще совсем недавно она воспринималась обществом либо как служение, либо как самоцельная артистическая игра, и в одних случаях не хочет, а в других не может проститься с привычными амплуа и высокородными амбициями.

Налицо — как писали в школьных учебниках истории — антагонистический конфликт между кустарями-одиночками и мануфактурами, промышленностью, и это… не объединяет, конечно, но перед одним и тем же вызовом ставит Валентина Распутина и Асара Эппеля, Александра Исаевича Солженицына и Дмитрия Александровича Пригова, реалистов и постмодернистов, новичков и мэтров, сторонников демократических реформ и их убежденных противников.

* * *

Не продается вдохновенье.

Но можно.

Анонимный автор

Понятно, что сложившаяся ситуация не устраивает писателей, постепенно, с трудом осознающих, что и неприятие рынка — если вы, разумеется, хотите это неприятие транслировать населению — должно быть конвертировано в рыночно привлекательные формы.

Но она не устраивает и рынок, — набравшись денег (и срама) от конвейерного тиражирования всякого рода низкопробного чтива, рынок и настоящих писателей хотел бы не оттолкнуть, но привлечь, имплантировать, вобрать в себя.

Правда, на своих условиях.

Они тоже меняются, и историк литературы примет во внимание, что 90-е годы разделили писателей на три категории. Одну, малочисленную, составили те, кого от вожделений в ту пору еще дикого отечественного рынка спасли зарубежные слависты — грантами, дармовыми поездками, гонорарами за лекции и издания на нерусских языках. Другую — те, кто от каких бы то ни было компромиссов с рынком отказывался, выпуская соответственно книги на безгонорарных началах или, еще чаще, за собственный (или спонсорский) счет. И наконец третью — те, кто стремился угадать рыночный спрос, пускаясь, что называется, во все тяжкие.

Например, сочиняя порнографические рассказы — как Нина Садур, Зуфар Гареев и Света Литвак. Или шлепая, обычно под псевдонимами, криминальные и дамские романчики — как Ирина Полянская, Роман Арбитман, Татьяна Сотникова да сестры Воробей. Или запуская безразмерные телесериалы — как Алексей Слаповский. Или — я говорю сейчас о самых изобретательных — разрабатывая оригинальные проекты; здесь можно было бы назвать — в оккультно-патриотическом изводе — Сергея Т. Алексеева с высокотиражными «Сокровищами Валькирии» и Григория Чхартишвили с проектом «Б. Акунин».

Солидный успех — а это понятие в рыночной ситуации синонимично славе — сопутствовал только последним, а также тем, кто, подобно Виктору Пелевину или Людмиле Улицкой, проектов не затевая, руководствовался тем не менее проектной стратегией. Поэтому, в отличие от 90-х, нулевые годы начались да и пройдут, я уверен, не столько в условиях тупого рыночного диктата, травмирующего и писателей, и их квалифицированных читателей, сколько под знаком поиска компромиссов между уважающими себя писателями и рынком, представленным прежде всего крупными издательствами-мейджорами.

* * *

Пусть нас простят за откровенность…

К. Симонов

Они, сильные игроки на рыночном поле, пока у нас, правда, капризны, примером чему может служить печальная судьба серии «Оригинал», всего лишь около года продержавшейся на плаву.

Начиналось-то все здорово, даже лихо, и литературные журналисты не единожды пропели осанну издательству «ОЛМА-Пресс», не только рискнувшему выпускать книги не раскрученных (пока) прозаиков, но и пригласившему к сотрудничеству безусловно авторитетного в литературном сообществе Бориса Кузьминского, которому отводилась, по замыслу, роль своего рода буржуазного спеца при расщедрившихся бизнесменах.