Не ожидая бурной реакции на свой юмор, я порыскал среди хлама, нашёл старый кухонный нож, загнал в щель между плинтусом и стеной и принялся отгибать. Повторив это в нескольких местах, я скоро полностью снял старую длинную деревяшку. Мог бы грубо вырвать, всё равно пропадёт, но почему-то сделал всё бережно.
Пока я ставил плинтус в угол, гвоздями внутрь, Кисонька подняла что-то с пола.
– Тайник?
– Мы с ней играли и спрятали тут. Лучше заберу, жаль, что пропадёт.
На ладони у Кисоньки лежал её крестик.
До ушей донёсся звук шагов.
Когда слышишь шаги в заброшенном доме, настроение меняется.
Страх лучше всего отогнать движением на-встречу.
Я вышел в коридор и увидел женщину с полным ведром.
– Хорошая примета, здравствуйте! – улыбнулся я женщине.
Того и гляди, начну с чёрными кошками здороваться: «Привет, плохая примета».
Женщина не ответила. Она подошла к окну, отжала тряпку и принялась тереть.
Кисонька взяла меня под руку. Мы смотрели на то, как отчётливый и сухой мир по ту сторону становился расплывчатым и мокрым.
Протерев окна во всех комнатах, женщина, не говоря ни слова, скрылась в квартире напротив.
Мы расслышали плеск и скрип тряпки о стекло.
Когда мы пробирались обратно через чердак, я кое-что вспомнил.
Я вынул боа из пакета, сунул в карман, а в пакет нагрёб того, что лежало под ногами.
– Зачем? – спросила Кисонька.
– Количество азота в голубином помёте превышает аналогичный показатель в лошадином навозе в четыре раза, а фосфора – в восемь раз.
Больше Кисонька ни о чём меня не спрашивала.
Обернувшись на дом в последний раз, мы увидели приближающиеся к нему вырвавшиеся из преисподней энергетического разлома жёлтые экскаваторы.
Идя сюда, мы рассчитывали увидеть знакомые окна, попасть в прошлое, а вместо этого угодили в будущее, и жёлтые экскаваторы уже занесли ковши, чтобы это будущее поскорее наступило.
Последнее, что мы видели, – молодой каштан, растущий под стеной.
Непрестанно оборачиваясь, Кисонька пожелала каштану выжить.
– Каштан,
желаю
тебе
выжить.
Глава 31
Работяги позвонили приятелю, чтобы тот привёз тачку для транспортировки вознаграждения – стиральной машины и чаевых – газовой плиты.
Силами одного молодого не обойтись.
В ожидании работяги устроились в тени под навесом.
Я вынес им яичницу и бутылку воды, после чего мы с Кисонькой вышли за ворота, привлечённые шумом.
На нашу улицу один за другим заезжали оранжевые грузовики и ссыпали на проезжую часть кучи асфальтовой крошки.
Маленький жёлтый экскаватор под управлением соседа набрасывался на эти кучи, как плюгавый кобелёк на задумчивую гигантскую сучку, и выгрызал немного, чтобы рассыпать слоем по дороге.
Таким образом сосед решил улучшить качество дорожного покрытия, временно сделав улицу непроезжей.
Налюбовавшись на эмоциональные действия маленького жёлтого экскаватора, Кисонька вернулась в дом, а я сел отдохнуть на ступеньках.
Однако обрести умиротворение в одиночестве мне не удалось, Кисонька вскоре прибежала, держа в руках телефон. Лицо её выражало волнение и работу мысли.
– Что делать? – она протянула мне телефон.
Я посмотрел на экран.
Я пожал плечами, выразив на лице смирение перед неизбежностью.
Мы почему-то выражались жестами, хотя телефон продолжал звонить и настойчивый абонент никак не мог нас услышать.
Мы заговорили только, когда телефон умолк.
– Она же тебе звонит, решай сама, – сказал я.
– Это наше общее дело.
– Значит, надо ответить. То есть перезвонить.
– Я не хочу перезванивать.
– Я тоже не хочу.
– Нельзя так просто взять и не ответить.
Раздался новый звонок от того же абонента.
Мы обменялись взглядами, будто собирались вырвать чеку из гранаты, героически покончив с собой ради общего блага. Кисонька собралась с духом и ответила:
– Здравствуйте.
До меня доносились обрывки фраз из трубки.
Скоро я начал гримасничать и жестикулировать, подавая Кисоньке знаки, как следует вести беседу.
Кисонька от меня отмахнулась и отошла в сторону.
Я тоже ушёл подальше, чтобы не слышать диалога, приносящего столько волнений.
Я подошёл к плотнику.
Железной кочергой он помешивал масло по краям чана, большую часть которого занимал пень.
– Вот и мы наматываемся поколение за поколением на земной шар, как годовые кольца. Ложимся культурными слоями. Если кто-нибудь однажды решит сделать из земного шара стол, то распилит пополам и все эти кольца обнаружит.
Я принялся мыть грязную посуду.
В моём мире была посудомойка, а здесь…
Чем меня не устраивает этот мир? Чем не нравится правда Кисоньки?
Как будто в посудомойке и люстре всё счастье сосредоточено.
Я недоволен собой. Вижу свои фотографии и печалюсь.
Я хочу быть другим. Каким-то не таким, каким-то… не знаю каким.
Благополучным, стрессоустойчивым, обеспеченным.
Чтобы на всё хватало, чтобы ни в чём не нуждаться, чтобы сиротка не могла сказать, что у того, другого, дом больше и красивее, что он её на блестящей машине катает и подарками заваливает, а я всего этого себе позволить не могу.
Труднее всего свыкнуться с самим собой.
Я подёргал кухонные ящики и за одним из них обнаружил посудомоечную машину.
Вот так сюрприз! Оказывается, её Кисонька не тронула.