Литературный мир изрядно переполошился, писатели-ровесники, претендующие на первую роль, разволновались.
И вот эту самую фотографию извлекли из беспроводных виртуальных глубин и увенчали ею невысокую стопку компромата. Теперь старуха хныкала, что их лишат прав, а сиротку отберут. Коварные опекуны увезут сиротку за границу, где она обязательно помрёт от аллер-гии.
– Ну и пособие… – вырвалось у родной бабки.
Бабка-блогер часто заморгала.
– Пособие? – вцепился я в слово «пособие».
– Я получаю за потерю кормилицы, от мэра… – деловито принялась загибать пальцы сиротка.
– Не так уж много ты получаешь! – перебила бабка-блогер.
– Ты говорила, что хорошо вложила мои деньги! – возразила сиротка.
Глаза бабки-блогера забегали.
– Ты сказала, что обязательно получишь приз! – не затыкалась сиротка.
Бабка-блогер оказалась в центре внимания, и выбраться из этого центра было уже невозможно.
– А что нам делать с излишками? – пришла на помощь сестре родная бабка. – Не в кубышку же складывать. Вот мы клипы и продюсируем.
Не знаю, во что бы вылился разговор о том, что старухи спускают деньги внучки на собственные музыкальные видео, но тут раздался всхлип.
– Простите! – Цыпочка прикрыла ладонью губы. – Это такая drama!
Все облегчённо закивали, а я сразу перестал что либо видеть перед собой.
Пропало зрение, и всё.
Цыпочка стала как распакованная кукла. Полиэтилен содрали, и она расцвела.
Сделалась ещё прекраснее.
Руки.
Именно наличие рук отличает нас от животных. Мозги у многих есть, микробы в мозгах и подавно, а вот руки… С их помощью мы такие изощрённости выделываем, которые и зверям не под силу.
Я заставил себя посмотреть на сиротку.
Перед глазами маячила какая-то размытая пляшущая невнятица. Если бы я видел отчётливо, то разглядел бы, что сиротка выглядит так, что не ясно, хочет она, чтобы её у старух отобрали, или не хочет. Могло даже показаться, что она не прочь.
– Нужна ваша помощь, – взмолилась бабуся, хотя можно было и нормальным голосом попросить.
– Что мы должны сделать? – самоотверженно уточнила Кисонька.
– Надо дать показания. Вы порядочные люди, а фотография эта поганая – фотошоп. Я вся извелась, последние дни доживаю, думаю желчный пузырь удалить.
Глава 40
Про фотошоп я промолчал, а в полицию пошёл.
Не в тот же день, но позже. Здесь напишу так, что получится, будто я сразу в полиции оказался.
Мне помогут ангелы времени.
Не ждать же читателям, пока я реально доберусь до отделения.
У читателей нет времени.
Времени вообще нет, а у читателей и подавно.
Чтобы не продолжать эту демагогию, предлагаю сразу перенестись за другой стол, за стол уполномоченной по делам несовершеннолетних.
– Имя, фамилия.
Я назвал имя и фамилию.
– Возраст?
Назвал возраст.
– Чем занимаетесь?
– Писатель, – ответил я.
– Никогда не слышала.
Я отправил уполномоченной улыбку, полную соболезнования.
– Судимы?
– Нет.
– Алкоголем, наркотиками злоупотребляете?
– Нет.
– Употребляете?
– По праздникам.
Уполномоченная посмотрела на меня внимательно.
– Наркотики по праздникам употребляете?
– По большим.
– На учёте состоите?
– Шучу.
– Так да или нет?
– Не употребляю, не состою, – соврал я, поняв, что в этом разговоре полутона неуместны.
И вовремя, следующий вопрос требовал куда большей однозначности.
– Пол не меняли?
– Нет.
– Женаты?
– Да.
Своевременный вопрос. А то в этой сцене я выгляжу эгоцентриком: явился с Кисонькой, а о ней ни слова, будто она – персонаж из другой истории.
А Кисонька не из другой истории, вот она, рядом сидит.
– Вы знаете этого писателя? – уточнила уполномоченная у Кисоньки.
– Да, я читала его ранние произведения, – ответила Кисонька.
– В тоталитарных сектах состоите? – спросила нас обоих уполномоченная.
– Нет.
– В период с одна тысяча девятьсот тридцать третьего по одна тысяча девятьсот сорок пятый годы сотрудничали с национал-социалистической партией Германии?
– Нет.
Уполномоченная посмотрела на нас пристально.
– Кровь в моче есть?
– Нет.
– Аппетит хороший?
– Да.
– По утрам просыпаетесь свежим и отдохнувшим?
– По разному бывает, – замялся я и почувствовал, что Кисонька наступила мне на ногу.
– Большую нужду справляете регулярно?
– Да.
– Раздражаетесь легко?
– Нет, – солгал я и, вспомнив печника, повторил: – Нет.
– Если бы вы были художником, что бы рисовали?
– Цветы, – ответил я и удивился собственному ответу.
– Вас легко рассердить?
– Всякое бывает… – промямлил я и снова ощутил нажим Кисонькиной туфли.
– Отрыжка беспокоит?
– Нет, – сказал я, подумав, как бы не рыгнуть.
– Кто-нибудь пытается повлиять на ваши мысли посредством гипноза?
Я подумал о всех тех, кто встревал в эти вот абзацы и строчки, но решил не распространяться.
– Число пи? – продолжила уполномоченная.
– Три запятая четырнадцать, сто пятьдесят, девять двести шестьдесят пять, триста пятьдесят восемь…
– Отметьте изображения с печной трубой, – уполномоченная поднесла ко мне тачскрин. Дом. разлинованный на квадраты. Печная труба проходила через два верхних. Я коснулся одного, затем другого. Уполномоченная посмотрела на тачскрин и задала последний вопрос:
– Кто вы?
– Писатель, – ответил я, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.