Призрачная любовь (СИ)

— Она ведь такая неоднозначная, эта проблема эвтаназии. Тварь я дрожащая или что? Имеет ли доктор право… тот, чьи руки призваны спасать жизни этими же самыми руками ее отнять? Мы так часто делаем это непреднамеренно. Врачебные ошибки, — Люба усмехнулась. — Я специально ушла как можно дальше от них, выбрав поликлиническую терапию. Я всегда боялась неосторожно принести вред… любому. Никто на всем свете не заслуживает страданий. Ни одна живая душа. Я вижу его не в первый раз, этого больного и каждое посещение хочу рыдать. Я не могу так… Разве это не истинное милосердие избавить его от страданий? Прекрати смеяться надо мной! Почему ты так жесток?!

Люба вскочила и указала на кого-то так, словно и в самом деле спорила с невидимым собеседником. У нее были галлюцинации.

— Почему ты, Господи, допускаешь, чтобы в мире было так много зла?! Неужели ты не видишь того, как твои дети страдают?! Почему люди вынуждены делать твою работу за тебя?! Проявлять милосердие…

В следующем воспоминании Любе позвонила та самая женщина, мужу которой доктор помогла отправиться на тот свет и просто назвала адрес.

— Ампулы вам отдадут, — прибавила женщина.

Люба собралась и поехала, отложив дневные дела.

Потом это сменилось ярко освещенным кабинетом врача. На стенах висели дипломы и грамоты. Большой стеллаж забит книгами по наркологии. Сухонький пожилой мужчина в белом халате сидел в кресле. Люба стояла напротив его стола.

— Покажи руки! — настаивал нарколог.

— Ты не захочешь видеть это, дядя, — безразличным тоном произнесла Любовь.

Мужчина вскочил и, засучив ее рукав, молча выдохнул. Затем он запустил пальцы себе в волосы.

— Почему ты ничего не сказала?! Мне хотя бы.

Люба отвела глаза.

— Извини.

— Вика, ты наркоманка!

— Да.

— Еще одна передозировка…

— Да.

Люба отвечала как заведенная кукла, глядя в сторону.

— Ты себя убьешь!

— Знаю.

— Ложись в клинику!

Тут только Люба посмотрела на родственника.

— У меня дела.

Дядя заглянул ей в глаза.

— С кем ты ширяешься?

— Одна.

Тот покачал головой.

— Вика, ты не работаешь уже полгода. У тебя нет денег на дозу. Боюсь, что ты долбишься с друзьями из одного шприца, они делятся с тобой за хату. Я слышал от милиции… Когда ты проверялась на ВИЧ в последний раз?

— Никогда.

Тогда доктор подскочил к племяннице и, схватив ее за нижнюю челюсть, принудил открыть рот. Он отшатнулся.

— У тебя кандидоз слизистых, ты высохла как мумия, я вижу на шее огромные лимфоузлы. Ты знаешь, что это значит?

— Что у меня СПИД? — с вызовом ухмыльнулась Люба.

— Ложись в клинику!

— Не собираюсь, — оскалилась Люба. — Жизнь отвратительная штука, она мне никогда не нравилась. И теперь, когда от нее остались последние… деньки я просто проведу их в свое удовольствие, дядя. Я не собираюсь цепляться за такой… тлен. Я итак все время была отверженной. На мне негде ставить клейма. Я не потяну еще и иммунодефицит.

Люба умирала от пневмоцистной пневмонии, как и многие люди, разделившие ее диагноз. Ее доставили в больницу в предагональном состоянии прямо из притона, которым стала ее унаследованная от бабушки трехкомнатная квартира в одном из престижнейших домов центра Москвы. Она лежала в той самой реанимации, в которой теперь работала Вера.

Около постели больной тогда сидела Вознесенская Вера Павловна, прошлая глава больницы. Она нежно погладила рыжую наркоманку, и когда ее прикосновение вырвало больную из забытья, произнесла:

— Ты хорошая девочка. Добрая. Тебя никто никогда не понимал. Ты так старалась для других, когда тебя только отталкивали.

Люба не могла ответить. За не дышал аппарат ИВЛ. Изо рта торчала трубка.

— Я вижу, что ты сожалеешь. Что если я дам тебе шанс все исправить?

Люба сделала едва заметное движение головой. Это можно было принять за знак согласия. Тогда Вера выключила дыхательный аппарат и деактивировала сигнал тревоги на мониторе.

— Придется потерпеть, — сказала она умирающей. — Переходить из одного состояния в другое неприятно. Теперь ты прочувствуешь тот ужас, который испытывали твои пациенты, когда ты вводила лекарство. Это расплата. Но я не соврала. Увидимся в загробной жизни. Мне нужен новый доктор, а ты дала обещание прийти в стационар.

Потом хранители увидели подсобку, в которой принимал Иннокентий.

— Я точно должна быть здесь? — буркнула Люба, кутаясь в больничный халат. — Вот прямо с реанимационной койки к психиатру? Думаешь, у меня крыша плохо прибита?

Иннокентий поднял глаза от собственных записей. Блеснули очки.

— Это не моя идея. Веры Павловны. Она наша начальница… Люба, и я бы посоветовал тебе прислушиваться к тому, что она говорит. У нее большой опыт. Как и у меня. Я знаю, что юные хранители…

— Ну и название! — Люба посмотрела в сторону.

— Находятся на грани, — закончил Иннокентий. — Мы оба о тебе позаботимся. Я со своей стороны, а она…

— Она сказала, что ты крайне интересная личность, мозгоправ. Посоветовала как следует присмотреться.

Иннокентий пару мгновений молча смотрел Любе в глаза.

— Может, расскажешь чего в тебе такого особенного? — заявила новая хранительница. — Ну, чтобы завязать знакомство, дружбу… Вы же оба с Верой в этом заинтересованы.