Хирург указал вперед в тучу.
— Он бросился сюда, чтобы предупредить… А потом пошел обратно, ведь он единственный…
— А стражи?
— Не успеют, — повел головой Виктор.
Тогда Вера побежала в черный туман. Хирург не успел поймать ее за руку.
— Ты что?! — неслось вслед.
— Я его не брошу! — крикнула Вера. — Уходи! Уводи Леру и остальных!
Хранительница чудом разглядела впереди спину Иннокентия. Значит, он шагнул в туман совсем недавно. Она подбежала и схватила его за руку. Иннокентий обернулся к ней, вздрогнул, но ничего не сказал. Тьма душила любые проблески света, ветер выл в ушах.
— Что происходит?! — крикнула Вера.
— Так выглядит ненависть! — отозвался психиатр. — Мне надо сосредоточиться! Я должен утянуть нас в ее иллюзии, иначе…
Вспышка, другая… Так, словно моргала неисправная лампа. Вера чувствовала, что по-прежнему держит за руку Иннокентия, и от этого ей было спокойно, будто бы ей вовсе не грозило сейчас полное уничтожение.
Наконец, картинка ожила словно фильм. Появились запахи и звуки. Оказывается, когда психиатр разворачивал перед собой чужие души, все выглядело несколько иначе, чем когда он позволял Вере просматривать собственные воспоминания. Все вокруг было реальным. Хранительница взглянула на себя — она была в белом халате, рядом в таком же виде Иннокентий с атласом Синельникова в руках. Они студенты. Вера огляделась. Она знала это место.
— Мой институт, — произнесла она. — Я тут училась, только… позже…
Все выглядело немного иным, одежда студентов соответствовала девяностым годам прошлого века.
— Что мы тут делаем? — спросила Вера.
— Ждем, — выдохнул спутник. — Это последнее человеческое, что от нее осталось. Может быть, это даст нам ответ, что сделало ее такой. Как ты спасла Виктора?
В глазах психиатра блестела сталь.
— Просто поговорила, — вздохнула Вера.
— Я так и думал, — кивнул Иннокентий. — Он сам сбалансировался, я ведь твердил стражникам, что поможет простой разговор, но эти остолопы не поверили! Абарян никогда не сделался бы чем-то подобным. Не в его духе разрушать. Знаешь, как Вера привела меня в чувства?
Хранительница обернулась к спутнику.
— Она размотала мою историю до самого начала. Все, что я мог еще припомнить. Показала мне дядю, отца и мать, всех людей, которые меня когда-либо любили, и попросила представить, как им больно было бы видеть то, чем я стал. Именно это я сейчас и делаю. Беда аномалий в том, что им не за что зацепиться. В их жизни не осталось добра. Но в сердце каждого живого существа дремлет стремление к свету. Если удается до него докопаться, можно убедить человека исчезнуть, не разрушая. Спасти аномалию крайне трудно. На счастье я был всеобщим любимчиком до того как Лиля начала колоть мне морфий — прочитав мое дело, Вера рассчитывала именно на то, что моя личность распалась не до конца. У Абаряна была цель спасти дочь, да и мы с ним провели не один сеанс, работая с чувством вины. У Любы нет ничего. Она отталкивала терапевта.
— Почему это с ней случилось сейчас? — произнесла Вера.
Иннокентий выдохнул.
— Увидела мое кольцо.
— Что? — вырвалось у Веры.
Но Иннокентий поднял руку в предупреждающем жесте.
— Похоже вот.
На лестнице сидела полноватая веснушчатая девушка, Люба, и молча смотрела на свои старые разбитые ботинки. Вдалеке терлась стайка симпатичных студенток, они бросали на одинокую девушку взгляды, о чем-то перешептывались и смеялись.
— Швабра! — долетело оттуда.
Вера вздрогнула. Ведь именно так она сама Любу в мыслях-то и звала. На плечо неказистой студентке положил руку высокий брюнет.
— Ну чего, пойдем оттянемся? — предложил он.
Люба поднялась. Двое засеменили в темный коридор.
— Давай на твои, — по дороге говорил парень. — Я сегодня опять без денег.
Люба кивнула. Иннокентий и Вера пошли следом. В грязном заплеванном пролете, куда почти никто не ходил, сидели несколько студентов. Наркоманы — поняла Вера. Она слышала от старожилов института о таком. В девяностые, в разгар наркомании, дурь была в свободном доступе почти повсюду, в том числе и в институте. Тогда на одной из лестниц между парами собиралось общество укурков. Сама она эти времена не застала. В ВУЗе если и ширялись чем-то, то довольно незаметно, не так как тогда. Вера никогда не видела там обдолбанных воочию.
Люба и ее спутник пришли на место, и хранительница невольно скривилась, глядя на царившее тут разложение. Почему этих молодых людей так тянуло к пассивному способу самоубийства? Вера не обманывалась: наркомания существовала всегда, будет жива и впредь. Всегда найдется кто-то, кому нравится себя разрушать. Но здесь это было ярче, куда более отчаянно и страшно. Молодая кровь, будущие доктора… они как будто заразились странным безумием. Словно страна, распавшаяся у них на глазах, их ранила, украла смысл жизни, неспособные найти себя в новых течениях они горели как мотыльки, бросившиеся на призрачный свет не знавшей ограничений капиталистической жизни.
Иннокентий поморщился, глядя на разбросанные по полу инсулиновые шприцы и отвернулся. Вера могла его понять. Она крепко сжала руку возлюбленного.