Призрачная любовь

Руки опустились. Только теперь Лена поняла, какой же он на самом деле тяжелый, — Меч Света. Будь она настоящей, в смысле живой, ей ни почем было бы его не удержать.

— Кажется, да, — не очень уверенно отозвался Миша, осторожно вынимая из дрожащей от перенапряжения девичьей руки древний артефакт и пристраивая его себе за спину.

Лена с тревогой взирала на сводного брата. Что-то её тревожило. Догадка, внезапная и от этого причиняющая боль, пронзила разум:

— Ты, — медленно проговаривая фразу почти по буквам, выговаривала Лена. — Ты — мертв?

— Увы, — невесело усмехнулся Мишка. — Но в это есть и свои преимущества. Если бы меня так распахали раньше, вряд ли бы удалось подняться так скоро, да ещё целым и невредимым. А здесь угроза Терминатора: " Я вернусь", — обретает новое звучание.

— Будем надеяться, нашего противника это не касается, — дернулась Лена. Она подошла к другу, обнимая Мишку за плечи и пряча лицо в его широкой, такой надежной и родной груди. — Ты пришел так вовремя! Но от этого не менее горько. — Лена отодвинулась, заглянув Мише в лицо серыми вопрошающими глазами. — Скажи, моя вина в этом есть?

— Конечно же, — нет, — решительно ответил Миша. — Твоей вины нет и в гибели Сережи, что бы ты не думала. Во всем виноват он.

Лена отвернулась.

Он…

Адам…

— Он не вернётся больше, — грустно выдохнула девушка.

— Как ты можешь об этом жалеть?! — возмутился Мишка. — Он — чудовище. И получил по заслугам.

— Ты не можешь так говорить!

— Могу и говорю. По его вине погибло много людей. Не меньше двенадцати человек за последние двадцать лет. Ты, я, Серега. И Олег.

— Как? Отец тоже?!

Мишка коротким кивком подтвердил догадку девушки:

— Он запудрил тебе мозги, смазливый ублюдок, — ругательство Мишка пропустил сквозь зубы. — Тебе, и многим другим, жертвам, виновным лишь в том, что они носили одно и тоже имя.

— Лена?

Миша снова согласно кивнул.

— А те, кто остались жить, носят в себе память о нем, как проклятье, — сурово говорил Мишка. — Ты не знаешь о нем всего…

— Всего мне знать и не надо, — печально уронила Лена, скорбно опуская уголки губ. — Я знаю главное. Остальное — не важно.

— Что же ты знаешь? — в голосе Мишки её явственно послышалась грусть и вызов.

Их взгляды встретились, и Лена ответила ему мудрой и скорбной улыбкой:

— То, что он — это Зло. Что не Ад избрал Адама, а Адам избрал Ад, — по доброй воле и отчетливо понимая, что делает. Что я для него была всего лишь Тринадцатой жертвой, замыкающей круг, дающей возможность перехода на иной уровень. Что Адам, не задумываясь, ради собственных неясных целей, пожертвовал не только мною, но и другими людьми.

— Но? — спросил Мишка. — Ведь обязательно прозвучит это паршивое "НО?"!

— Но я люблю его.

Мишка отвернулся, ощущая горечь. На языке и на сердце.

— Что ж, — тяжело вздохнул он. — Тем хуже для тебя. Тем тяжелее тебе придется жить среди людей.

Вопреки его опасениям, Лена не стала возражать.

— Какая мне, собственно, разница? Ни там, ни здесь — мы никогда не будем вместе.

Темное мрачное небо почти висело на столбе единственной башни, возвышающейся над залитым водой кладбищем. То здесь, то там поднимались испарения, зеленоватого, как мертвая вода, цвета. Лена чувствовала, что, наверное, её следовало смутиться под пристальным взглядом Мишки. Но у неё не оставалось сил беспокоиться по поводу таких пустяков, как прорехи в белом балахонистом наряде, который весь превратился в сплошную прореху и только каким-то немыслимом чудом держался на плечах. Да и белым наряд перестал быть, — весь в кровавых разводах и желто-зеленых пятнах.

Ей не было дело до спутанных прядей собственных волос, превратившихся в колтун. До босых ног, измазанных ярко-зеленым илом. После того, как тебя заживо расчленят, затем сожрут, и воскресят, многое становится второстепенным.

Сумерки. Таинственная полумгла обещала тайны ночи, которая так и не наступала. Так смерть не дала ответов на все загадки, заданные жизнью.

— Что мы будем делать дальше? — обратилась она с вопросом к Мишке.

— Возвращаться. Нам ещё многое нужно успеть сделать.

Лена только теперь отметила про себя, что Мишка выглядит здесь, на Меже Муждемирья, совершенно иначе, чем на Яву. Чем-то неуловимым он теперь напоминал Роберта. Те же темные струящиеся одежды, черные кольца волос, вдруг ставших длиннее. Та же полупрозрачная бледность лица и кистей рук на черном фоне одежд.

Только фигура Миши была крупнее. Он не был похож ни на пантеру. Ни на волка. Он напоминал Лене гордых хищных птиц, с горбоносым профилем и высокомерно-гордым взглядом.

— Сокол, — улыбнулась она. — Знаешь, Роберт рассказывал мне о Воронах, Стражниках, что ходят под началом у Морены, госпожи Смерти. А ты — Сокол. Гордый и смертоносный. И служить ты будешь Свету. Не Тьме.

Миша довольно улыбнулся, явно польщенный её словами:

— Так и будет. А ты, когда придет твой черед, к кому предпочтешь пойти? К Соколу? Или к Змею из Черной Башни?