Призрачная любовь

Острые зубы вонзились Лене прямо в лицо. Резкая боль разлилась по телу.

Последней мыслью было: что же стало с матерью?

Проснувшись, Лена села, чувствуя, как сильно бьется сердце.

В комнате было тихо. Очень тихо. Словно бы за окном не ездили машины, не лежал целый город. Мучительно хотелось включить свет, чтобы рассеять остатки сна.

Девушка осторожно, чтобы не разбудить мирно спящую рядом подругу, выскользнула из-под одеяла. Лена прошла на кухню и жадными глотками, залпом, выпила два стакана холодной воды.

Ощущение ночного кошмара всё не проходило…

Тишину нарушил неприятный скрипучий звук.

Повернувшись, Лена увидела, что дверь в спальню распахнута настежь. Напротив неё стоит кресло-качалка, покачиваясь взад-вперед и издавая тот самый неприятный стук, что привлек Ленино внимание.

Лена замерла, спрашивая себя, что же она чувствует? И почему ещё способна рассуждать здраво? Почему она не кричит, не бежит, не бьётся в истерике?

Над спинкой кресла, серебром светились пепельно-пшеничные волосы.

"Это не наяву, — нашла для себя объяснение девушка. — Сон во сне!".

От этой мысли сразу стало легче. Природное живое любопытство толкнуло девушку вперед:

— Адам? — сорвалось с её губ.

Девушка даже не прошептала, — выдохнула имя, перешагивая через порог "кровавой" комнаты. Обходя кресло по кругу, девушка с замиранием сердца представляла, что сейчас увидит его, — автора дневника.

Среднего роста, как в детском стишке — "плечистый и крепкий", — призрак когда-то обладал жилистым, гибким телом танцора или акробата. Легкие вьющиеся волосы локонами обрамляли белокожее лицо с темными глазами. Кристаллики льда во взгляде делали его глаза совершенно жуткими. Тонкие, как у женщины, изогнутые брови и чувственные розовые губы, довершали портрет.

Юноша был красив той бесполой красотой, которую люди часто приписывают ангелам или демонам.

Призрак медленно поднялся с кресла, скрестил руки на груди и замер, склонив голову к плечу, в свой черед, рассматривая Лену. В выражении его лица Лене пригрезилась насмешка.

Что полагается говорить Призракам в приватной беседе? Душеспасительную или сочувствующую речь? "Чур, меня"?

— Ну, и каково оно там, — после смерти? В зазеркалье за облаками? — выспренно построила Лена вопрос, занимающих всех, в ком волнуется плоть и течет кровь.

Лена не заметила ни движения, ни дуновения. Но в следующее мгновение руки призрака крепко легли ей на плечи, заставляя поразиться нечеловеческой силе, заключенной в тонком теле. Сквозь материал девушка чувствовала неживой холод жестких, как камень, пальцев.

Тело её на мгновение словно обернулось в камень. А потом Лена увидела принципиально иной мир. В нём небеса были низкими, затянутыми лиловыми тяжелыми тучами. Надо всем преобладал серый цвет. Он царил. Серым был клубящийся смог над бетоном. Серым отливали разбившиеся стекла, блестящие на асфальте. Серыми были существа, плетущиеся вдоль дорог, — существа, теряющие пол и разум. Серым был сам воздух, превращенный в яд. Серость. Бесконечная тишина. Сумерки, окруженные со всех сторон Тьмой и Злом.

Подняв руки, Лена уперлась мертвецу в грудь, стремясь оттолкнуть его от себя, чтобы уйти от неприятных видений.

Видения оборвались. Но на смену им пришло ещё нечто более странное. Словно тысячи тонких сухих горячих языков обвивали тело, причиняя неземное, никогда неведомое прежде, невообразимое ранее блаженство. Стало удивительным образом безразлично, живой он, Адам, или мертвый. Святой или проклятый. Его ласки отрывали её от земли и заставляли парить. Сердце в груди замирало от удовольствия, трепетало, как птичка в когтях у коршуна. Как яркий флажок на сильном ветру. Как языки пламени. Разум понимал, что находится в опасности, но неразумное тело радостно просило о Гибели, потому что гибель приносила наслаждение.

Получает ли скрипка удовольствие под ласкою смычка, когда руки мастера водят по её струнам? И если да, то не от того ли голосу скрипки нет соперниц под луной?

Лена и сквозь сомкнутые веки продолжала видеть темные, недобрые глаза, спадающие на лицо легкие, словно лунный свет, волосы. Подняв отяжелевшую, непослушную руку, она ладонью прикоснулась к ним, ощущая шелковистое, упругое тепло.

Адам! Ядовитый цветок. Прекрасный и смертоносный маленький принц, тоскующий не по розам в неземной долине, а по плоти и крови.

— Мое зазеркалье? — выдохнул призрак ей в губы, — Мое Седьмое Небо за облаками? Это Боль. Нега и пыль. Таков мой Рай. Смерть, та, к которой я стремился когда-то; та, что является смертью — недосягаема.

Представь себе одну и ту же комнату, в которой никогда не бывает ни утра, ни вечера. В ней всегда одна и та же температура. Те же краски, книги, занавески, обои. Проходят дни. День равен году, год — тысячелетию. А перед тобою все тот же диван. Та же тяжесть в душе. Ты кричишь, думаешь, что где-то над потолком, обитает Бог? — просто он не слышит тебя. И только сорвав голос, понимаешь, что Бог, может быть, и есть. Но ему нет дела до твоих страданий.

Устав звать Бога, я позвал дьявола. А пришла — Ты.