— Можно сказать, что и так, — усмехнулся лодочник. Улыбка грозила запутаться в длинных, спутанных волосах. — Я вижу, ты потихоньку начинаешь понимать, что происходит? Ну-ка, посмотрим, как это открытие на тебя подействует? У всех ведь это по-разному проходит, — продолжал вещать он, одновременно работая веслами. — Некоторые отказываются принимать смерть, как факт. Выпрыгивают в реку или, шагнув в туманы Морганы, превращаются в непутевых призраков. Другие плачут, просят отпустить назад, неразумные. Как будто отсель можно отыскать обратную дорогу! Эх! Третьи с интересом ждут, что откроется им впереди. Одни покойники покорные, другие буйные. Некоторые бедолаги принимает меня чуть ли не за Бога. Или за его противоположность. Смешно видеть, как они заискивают, обещают деньги, златые горы. Угрожают, — покачал головой проводник.
— Значит, я умерла, — задумчиво молвила девушка. — Вот так просто? Не может этого быть.
— Ну вот! И ты — туда же. А кажешься умницей. Почему же, скажи на милость, ты не можешь умереть? Все умирают. Цветы, лошади, кошки, птицы, люди. Даже демоны и ангелы. Ты-то чем лучше?
— Ни чем.
— Вот то-то и оно — что ничем! Там, где ты жила, твоё тело скоро уложат в гроб и закопают в землю, — равнодушно произнёс странный человек. — Ведь в вашем мире именно так принято избавляться от отходов?
— Отходов? — изумленно переспросила Лена.
— Конечно, от отходов, — раздраженно сплюнул в воду старик. — Как ещё прикажешь называть пустую белковую кожуру, что остается после ухода души? Отходы, — они и есть отходы. То, что отошло.
— Логично, — себе под нос буркнула девушка.
Какое-то время Лена без пользы силилась разглядеть черты лица лодочника через густые туманистые испарения. Потом размышляла об "отходах", каким неминуемо стало её собственное тело. И неожиданно обнаружила, что её мало волнует судьба " пустой белковой кожуры". То ли испарения тумана так действовали, то ли ещё что, но воспоминания о жизни быстро стирались, как сновидение по утру. От этого было грустно.
— Как тебя зовут? — спросила девушка, чтобы отвлечься от печальных мыслей.
— Последний раз, когда жил, меня называли… да уж не помню я своего имени, если честно. Что-то вроде Майкла. Или Марка. Уж, как-то так, кажется. Родился я в семье бедняков, и, как полагается, мыкал горе-судьбину. Нас, у родителей, семь ребятишек было. Так что не до баловства. А потом вступил в банду, — дурь, в голову ишь, какая, стукнула!? Слава Богу, хоть пристукнуть никого не успел, промышлял мелкими грабежами. А то бы все — каюк! Чистилищем не отделался. — Весла равномерно погружались и выскальзывали из воды. После небольшой паузы проводник задумчиво продолжал. — Да, впустую жил, глупо помер. Шериф сцапал нас с напарником с поличным, когда мы обчищали банк. Накрыли нас, надо сказать, аккуратно. Словно штаны у нас ещё на лямках! Ну, суд был, понятное дело, скорым. Повесили на первом же толстом суку, и баста. Помню до сих пор, как отчаянно не хватало воздуха. Ужас, — он передёрнул плечами, — Я иногда это вижу во сне.
— Вам снятся сны? — удивилась Лена.
— А как же? — в свою очередь изумился он. — Ещё как снятся. Не знаю как другим, а я вот продолжаю видеть картинки из прошлой жизни. И совершаю в них все одно и тоже: краду — раз за разом. Поэтому, видимо, до сих пор парюсь на этих галерах. В общем, как мне потом объяснили, жил я в тяжёлое время. Мол, "справедливость и порядок у Вас были редкостью", — прогнусавил то ли Марк, то ли Майкл, кого-то цитируя. — А я так думаю, что в ближайшее время во всех Явных Мирах не найдётся пусть даже маленького клочочка земли, где царили бы эти пресловутые "справедливость и порядок". Но разве этим прилизанным недотёпам что докажешь?! — В голосе за туманом явственно послышалась досада. — Смотрят на тебя огромными глазищами, хлопают ими, шуршат одеждами. Такие все из себя правильные, невинные. От всего этого меня в дрожь бросает! — лодочник смачно плюнул в воду. — А пожили бы на земле годок-другой, посмотрел бы я, что останется от этой белизны несусветной!
— О ком ты говоришь? — полюбопытствовала Лена.
— Да о старожилах местных. Если переводить на знакомые тебе понятия, они здесь вроде судей. Как только тебя к ним доставят, просмотрят они твою жизнь от рождения до смерти. Перечитают, как книжку, от корки до корки. Ни поступки, ни мысли, ни дурное, ни хорошее от них не укроется. Взвесят они все "за" и "против". И, исходя из этого, определят твою дальнейшую судьбу. Меня вот присудили к этой работёнке — перевозить Переходящих с одного берега на другой.
— Здесь всегда так сыро и промозгло? — спросила Лена, ежась от холода. Вроде бы не должно быть тела, которое чувствует холод? Но вот холодно же. До костей пробирает.
— Увы! — насмешливо отозвался проводник из-за пелены тумана.
— Ты в тумане с дороги не сбиваешься?
— Помилуйте, принцесса, как можно! Я эту дорогу за множество лет настолько выучил, что и через три воплощения в Явь не позабуду. Каждый миг одно и тоже, одно и тоже. Почти без выходных, без развлечений. Эх!