Призрачная любовь

Надежда и вера будут вести тебя. Надежда и вера станут твоим клубком в мире Минотавра. Принесешь великую жертву, и только тогда Черная Башня отпустит тебя.

Бойся Любви. Любовь часто не терпит Света. Свет создан не для неё. И если все пройдет, как задумано Богами, ты вернешься. Больше тебе знать нельзя.

— Вернусь — куда? — попробовала уточнить Лена.

— Большего тебе знать не дано, — твердо повторил Ворон.

Лена молчала, раздумывая про себя о том, что очень часто истины лежат на поверхности, прямо перед твоим носом. В детстве мы их знаем и прекрасно понимаем. Потом, увы, увлеченные стремительным потоком дней, за повседневной суетой по крупице растрачиваем вечные истины.

И она, кажется, за простыми словами не видит правды. Не понимает её. За кустом не видит леса.

— Большего никому знать не дано? — медленно повторила девушка. — Мне никогда не понять, почему необходимо прятать правду в словесные груды? Заворачивать так, что, как говорится, черт ногу сломит? Все эти пророчества, мало того, мрачные, ещё и малопонятные, — зачем они нужны? Если хочешь знать, мне нет дело до тайн судьбы, своей или чужой. Я не хочу тонуть в ваших Повешенных, Влюбленных, Шутах и Черных Башнях!

— Я так и знал, что бесценные дары окажутся ненужными, — презрительно скривил губы Ворон. — Люди с вашей планеты не умеют ни слушать, ни видеть. Но знай, со временем, хочешь того, или нет, думать все равно придется. Если этому тебя не научила жизнь, заставит смерть.

Лена фыркнула, хотя сама вряд ли смогла бы объяснить, что это значит. Недоверие? Презрение? Пренебрежение?

Пентаграмма погасла. Карточная колода продолжала невесомо парить в воздухе.

— И куда мы пойдем дальше? — спросила девушка.

— Ты пойдешь туда, куда должна. Мне больше нечего тебе сообщить, — Ворон легким кивком поставил точку в разговоре и скрылся в одном из переходов.

Лена смотрела ему вослед с двояким чувством, в котором смешивались в одно облегчение и сожаление. Что теперь делать, куда идти, она представляла себе весьма смутно. А точнее, не представляла вообще. Жаль, в Междумирье компасов нет.

Туман и тьма словно бы просачивались в душу, капля по капле уничтожая человеческое тепло. Как сказал о ней Ворон?

"Ты — истинный Свет. Таким его задумал Творец, — ослепительный, прекрасный, влекущий. И не по человечески жестокий".

Карточный диск с изображением высокого замка, с длинной лестницей, оплетающей его со всех сторон, словно древо змей, продолжал медленно вращаться. Детали замка казались удивительно тонко выписанными. Даже не выписанными, а настоящими. Настойчиво, настырно, назойливо карта влекла к себе. Лена, зачарованная, подошла ближе. Тонкая глянцевая поверхность напоминала окошко из слюды, окно в другой мир, которое можно было легко открыть. Чувство казалось знакомым, но Лена не могла вспомнить, когда его испытывала: совсем недавно, или целую вечность тому назад?

Девушка протянула руку вперед. Рука легко прошла через карточную поверхность, исчезая в ней. С ужасом каким-то странным весельем Лена смотрела на оставшийся обрубок, уходящей в волшебную карту. Кисть словно бы испарилась в воздухе. В ощущениях никаких изменений не происходило. Лена прекрасно себя чувствовала.

Плотно зажмурив глаза, чтобы не видеть, куда идет, Лена смело шагнула вперед. Шаг. Ещё шаг.

Ничего не происходило и не менялось.

"Интересно, я в карте?", — хихикнув про себя, подумала девушка.

Лена бросила испуганный взгляд сквозь смеженные ресницы, словно ребенок, боящийся смотреть страшный мультик. Темно. Но она жива, и ничего страшного с ней не происходит.

Осмелев, Лена открыла глаза, без особого удивления обнаруживая себя на вершине очередной лестнице, убегающей вниз. Готовая поспорить с самой собой, что внизу окажется очередная дверь, за которой будет много воды и тумана, Лена начала спускаться.

Дверь оказалась. И отварилась. Правда, привела она её не к воде, а в зал. Тот самый, из которого Лена только что шагнула в карту. Огромный, пустой и черный.

Декорации поменялись. Вместо летающих карт и пентаграмм, в центре залы стояло большое зеркало. Перед зеркалом стояло кресло. Старое, обшарпанное, поеденное молью и покусанное кем-то, вроде крыс. Если только тут водились крысы.

Впрочем, крысы водились везде.

В кресле сидела Морена, вальяжно откинувшись на спинку, и закинув одну босую ногу на другую, покачивала маленькой изящной ступней.

На этот раз Смерть принарядилась. Её худую фигуру плотно обтягивало длинное черное платье, с глубоким V — образным вырезом у груди. Глубокий же вырез обнажал прекрасной формы ногу. Волосы живыми игривыми колечками колыхались вокруг кошачьего треугольного неподвижного лица.

— Ну, что же ты остановилась? — усмехнулась Смерть. — Подойди ближе.

Лена медленно подошла.

— Чего ты от меня хочешь? — с вызовом вскинула подбородок девушка.

Смерть повернулась к ней, и насмешка в черных глазах сменилась пустым и голодным выражением.

— Я? От тебя? Что может огонь хотеть от прогоревшей головешки?

— Что-то, все-таки хочет. Иначе не стал бы с ней возиться.

Смерть поднялась. Маленькая, худая, черная. Красивая. И жуткая.