Призрачные дороги

Вареная баранина, только что из котла, исходила дразнящим сытным ароматом. В глиняной плошке высилась стопка лепешек, рядом – блюдо с толсто порезанным, влажно поблескивающим овечьим сыром. И отдельно на золотой тарелочке, специально для дорогих гостей – драгоценные куски колотого сахара.

Жрица перехватила внимательный взгляд молодого царя. Айелет представили как великую жрицу, земную дочь верховной богини. Светло-карие, почти желтые глаза Афиза заблестели при этих словах, теперь он то и дело посматривал в ее сторону, щурился и дергал щекой в задумчивости, что-то решая для себя. Женщине не нравились ни эта задумчивость, ни эти взгляды, ни то, что показала Юсса. Как бы ни верил Афиз в божественность гостей, он твердо решил торговаться, и то, что вождь собирался просить в награду, вызвало у провидицы одновременно злость, негодование, возмущение и даже растерянность.

– Божественным воинам не обойтись без моей помощи? – наконец выговорил кочевник, отрезал кусок мяса, положил его в рот и принялся жевать.

– Удача и успех всегда на стороне Великой богини, и эта война – всего лишь испытание, проверка для избранного народа. Достойны ли они песни неба и облика богов, да будет их власть длиться вечно, – едва коснулся губами кулона с изображением небесной птицы главнокомандующий.

– Опасное испытание, – покивав, кочевник снова исподлобья глянул на жрицу.

«Слеток неоперившийся, наглец!» – мысленно выругалась Айелет и нахмурилась от досады.

– По опасности и награда, – поджал губы военачальник сирин.

Афиз снова покивал, соглашаясь, однако по делу так ничего не сказал, только принялся рассуждать о соперниках, о достойном потомстве, о неоспоримом праве на титул царя и престол.

Жрица нетерпеливо вздохнула. Царь младшего народа метил гораздо выше, чем заслуживал!

– Чего ты хочешь, Афиз? – оборвала она кочевника.

Он замолчал надолго, вглядываясь в скрытое в тени капюшона лицо собеседницы, и когда от напряженной тишины зазвенело в ушах, тяжело обронил:

– Детей от дочери богини. Чтобы никто, кроме них, не имел право на престол.

Жрица с трудом сохранила внешнюю невозмутимость.

– Для тебя выберут первую красавицу, – не до конца осознал наглость Афиза главнокомандующий.

Дикарь усмехнулся и даже головы не повернул, продолжая взглядом буравить жрицу. Тварь немытая!

– Не высоко ли метишь, Афиз? – процедила жрица.

Он неожиданно озорно улыбнулся:

– Кто я такой, чтобы претендовать на небесный престол?

Притворно вздохнул:

– Сын от богини – самый большой дар, самая большая награда из существующих на этом свете!

Замолчал было, но тут же уточнил:

– Здоровые два сына.

Военачальник растерянно оглянулся на жрицу, та погрузилась в раздумье, пытаясь определить последствия согласия или отказа. Глаза женщины остекленели, она уподобилась искусно раскрашенной статуе. В голове Айелет кружились обрывки видений, сумбурные, путаные, как все видения, которые перекрывала кровавая мгла войны.

Жрица моргнула, выныривая из омута времени, и посмотрела на молодого царя. Уже по-другому: по-женски… оценивающе.

Мужчину язык бы не повернулся назвать красавцем, зато от него веяло звериной силой. Древним зовом, который кружил голову и заставлял выхватывать его обладателя из толпы, даже если на нем грязное рубище. Таким оказался правитель кочевников Афиз. Таким был и командир пятого стило Эли Грэзу. Глупые женщины легко становятся рабынями подобных любовников, умные – держатся подальше, сильные – не боятся использовать.

– Два здоровых сына, дочери останутся со мной, – наконец кивнула Айелет и, заметив, как загорелись от предвкушения глаза дикаря, окоротила: – После того, как наши армии займут Наорг и Риволию, а тебя омоют в сорока водах с благовониями!

Царь укол раздраженного божества предпочел не заметить. Ему было достаточно того, что он вышел из этой схватки победителем.

* * *

Эли стоял навытяжку у покоев жрицы, с беспокойством наблюдая за ее раздраженным метанием из угла в угол. Хотя какие тут углы… Переносные хижины курута были сделаны в соответствии с божественными законами – круглыми, словно Хегази.

Наконец Иска остановилась, уселась в резное креслице, сцепила руки в замок и уткнулась в них подбородком.

Эли незаметно переступил с ноги на ногу. Сосредоточенность девушки настораживала. Именно так она сидела перед тем, как неожиданно отдала приказ готовиться улететь из Сырта.

Той ночью, лежа в объятиях Эли, Иска призналась:

– Этот город мне дышать не дает! Жить в полную силу. Меня тут даже тени пугают!

Грэзу прижал девушку, обнял, желая подбодрить и защитить. Она тащила на себе такую тяжесть власти и ответственности, какую не каждый мужчина способен нести.