Агаи ничего не сказал, только долго крепко сжал на прощание руку. Его лицо почти окаменело от осознания торжественности момента. Чтобы разбить эту глупую маску, я наклонился к уху мага:
- Не забудь, что ты мне еще должен две тысячи золотых. Правда, раз до Юндвари мы так и не добрались, так и быть, скошу тебе половину.
И, не оглядываясь, вышел за ворота.
- Помните, вы обещали мне игристое в обмен на сидр! - услышал я вдогонку и негромко рассмеялся. Все-таки хитрая бестия, этот упырь. Из любой ситуации пытается выжать выгоду.
Кривобокую избушку я увидел сразу, стоило подойти к краю поляны. Отшельник тщательно ее обкосил, так, чтобы даже у мелкой нежити не осталось шанса спрятаться в густой траве от солнца. А чтобы добро не пропадало даром, сметал небольшой стог сена, с которого, как стражник в дозоре, меня разглядывала безрогая риволийская коза. Кажется, приятель решил побаловать себя молоком. Убийство живого существа ради мяса его не прельщало. Я привычно настрелял по дороге кроликов, которых так много расплодилось в этом году. Ведь от дичи, добытой чужими руками, Унн не отказывался никогда, объясняя, что исправить и очистить от скверны убийства весь мир он все равно не в состоянии. Философ доморощенный, Мо шизане.
Хозяин избушки обнаружился в огороде, где он возился с ульем.
Не желая дразнить чужим запахом кусачих насекомых, я остановился поодаль.
- Это ты к чему пчел завел? Фонарникам на прокорм? - поинтересовался вместо приветствия и лишь потом поздоровался: - Доброго дня тебе, Унн. Приютишь странника?
Отшельник не спеша повернулся.
- Пришел, значит.
Голубые круглые глазки смерили меня цепким взглядом и остановились на тушках кроликов.
- И вкуса к охоте не растерял. Ну что же… устраивайся. Я подойду, когда закончу с делами.
Отшельник снова повернулся спиной. Я, закинув в дом заплечный мешок, закатал рукава и принялся свежевать добычу. Вскоре ко мне присоединился Унн. Пока я возился с обедом, он занимался обработкой шкурок. Не могу сказать, что мех летнего кролика - ценная добыча, но все-таки лучше, чем ничего, в хозяйстве пригодится. Занимались каждый своим делом, не открывая ртов. Да я и не говорить пришел. Мне нужно было другое. Посмотреть и понять, как Унн живет. По-новому посмотреть. Зная то, что знаю.
Ужинали мы тоже в абсолютном молчании. Унн активно двигал челюстями, я налегал на вино, которое прихватил из Азалы. Хотелось напиться по-черному. Мне это давно требовалось, просто позволить себе не мог. И так репутация хуже, чем у последнего демона.
А еще я пришел к Унну, чтобы сделать окончательный выбор. На самом деле… я его уже сделал. Оставалось только подтвердить свою правоту.
- Покажешь? - впервые за вечер разорвал молчание Унн, вытаскивая меня из невеселых раздумий. Я проследил за его взглядом и обнаружил, что сжимаю в руке прозрачный кабошон, дотрагиваться до которого стало привычкой. Теплота божественного дара успокаивала, утешала и исцеляла душу, а еще - грела надеждой на счастье. На маленькое личное счастье: без подвигов, сражений, злодеев и героев, которое начинаешь ценить, только нахлебавшись дерьма.
Я неохотно вытащил из-за пазухи артефакт. Камушек закачался на тонкой цепочке, и на тщательно выскобленной поверхности стола заиграли легкие радужные блики.
Отшельник, бросив на украшение мимолетный взгляд, невыразительно поинтересовался:
- Ты за советом пришел?
- Нет. Хочу спросить, как ты все это пережил. Как простил себя.
Отшельник усмехнулся:
- А кто сказал, что простил? Сам знаешь, память не позволит.
Я кивнул. Абсолютная память - тяжкое наказание. Как и вечная жизнь.
- Почему не вернулся? Грехи не позволяют? Или… не мог умереть, пока она жива?
- Ты всегда был жестким, Привратник. Умел бить по больному. Рад, что ты это умение не растерял, - смерил меня тяжелым взглядом бывший небесный воин. Первый, кого не устроил существующий мир и его обитатели. Только в отличие от меня Унн, жалея, мечтал сделать их лучше. Пусть даже через кровь и боль. Вот только самый милосердный из сонма ангелов забыл или захотел забыть, что сделать добро насильно нельзя. Насильно можно только искалечить.
- Недостаточно жестким, чтобы разнести в пух и прах этот мир, - проворчал я в ответ на обвинение и добавил: - Айелет мертва, Унн. Я убил ее своими руками.
- Знаю, - вылез из-за стола отшельник, чтобы вернуться в обнимку с большой бутылью. Глядя на нее, я понял - приятель удостоил меня чести утешиться самым крепким пойлом из существующих. Помнится, в бытность человеком мне хватало кружки, чтобы отключиться.
- Теперь вернешься?
- Куда мне… калеке. Сам сказал, грехи не позволят. Тяжеловаты они для небес. Я уж как-нибудь тут. Привык за тысячу лет. Да и не силам мне непреходящее блаженство. Сердце сожжет.
Я кивнул: именно так! Каждому по делам и за грехи его. Воздастся. Уже воздается. Мне тоже предстоит тысяча лет одиночества, разбавленного редкими встречами, затемненного смертью немногочисленных друзей. Но это потом… а сейчас…