Призрачные страницы истории

Вооруженные столкновения продолжались с перерывами целое десятилетие, когда обе стороны, казалось, решили пойти на компромисс и сопроводить его войной против внешнего врага. Договорились даже о браке Генриха Наваррского и дочери Екатерины, принцессы Маргариты Валуа (знаменитой «королевы Марго»), Летом 1572 г. в истово католический Париж приехали тысячи дворян-гугенотов, чтобы присутствовать на предстоящем бракосочетании. На слабохарактерного короля большое влияние приобрел один из лидеров гугенотов, адмирал Гаспар Колиньи. Его влияние, казалось, подрывало позиции Екатерины. К тому же Колиньи настаивал на оказании помощи восставшим против испанского ига Нидерландам, надеясь, что внешняя война притушит внутренний конфликт. Екатерина же была ярой противницей такого курса, который втянул бы Францию в тяжелую борьбу с могущественной испанской державой. К недоброжелательству Екатерины в отношении адмирала прибавлялась ненависть к нему со стороны герцога Гиза, который считал Колиньи убийцей своего отца и горел жаждой мщения.

…Екатерина и король так торопились со свадьбой, что даже пошли на подлог, объявив, что ими получено разрешение римского папы на брак принцессы-католички с еретиком. На деле это разрешение было получено уже после свадьбы, отпразднованной 18 августа. Менее недели отделяло ее от Дня Святого Варфоломея. От «Варфоломеевской ночи» 24 августа 1572 г. — массового избиения фанатизированными толпами парижан тысяч гугенотов — без разбора: мужчин, женщин, древних старцев и младенцев на руках у матерей. Одним из первых людьми герцога Гиза был убит Колиньи. Екатерине Медичи приписывали изречение «Быть с ними жестокими — человечно, а быть милосердными — жестоко». Погибло по разным подсчетам три тысячи или более человек.

Чем же была эта вероломная жестокая бойня — результатом тщательно подготовленного заговора с целью физического истребления цвета гугенотской партии или внезапно принятого решения, под влиянием каких-то заранее не предусмотренных обстоятельств? Этот вопрос уже на другой день после побоища стали задавать современники. И взаимоисключающие ответы стали основой для двух версий истории Варфоломеевской ночи и истории Екатерины Медичи как фактической правительницы Франции.

Католическая версия была выдвинута первоначально французским правительством, то есть фактически самой королевой-матерью. Екатерина и Карл IX объявили в посланиях к католическим державам, что их действия были ответом на подготовленный гугенотский заговор. Делая ставку на сближение с габсбургским лагерем, Екатерина писала испанскому королю Филиппу II, что удар, нанесенный еретикам «укрепит дружбу, связывающую две короны». Она повела разговоры о плане женитьбы ее сына, герцога Генриха Анжуйского (будущего короля Генриха III), на дочери Филиппа. Габсбургская дипломатия попыталась, напротив, использовать признание французского двора о заранее намеченном и спланированном избиении гугенотов для того, чтобы еще более испортить резко ухудшившиеся отношения Франции с протестантскими государствами. К тому же утверждение, что католический заговор был ответом на протестантский, нигде не встретило доверия. И объяснения французского двора, что гугенотов наказали не за их веру, а как мятежных подданных, готовивших захват власти, не привели к ожидавшемуся в Лувре смягчению негодования, вызванного в протестантской части Европы известием о кровавой резне в Париже.

К тому же гугенотская партия не была сломлена, гражданская война не прекратилась, а запылала с новой силой. Екатерина, уверяя Филиппа II и папу, что ее неизменной целью остается искоренение ереси, вскоре осознала, насколько такая политика стала ослаблять внешнеполитические позиции Франции. Именно поэтому она направила в протестантские страны Гастона де Шомбера с поручением разъяснить германским князьям истинный смысл Варфоломеевской ночи, заключавшийся в наказании мятежников и заговорщиков и не имеющий ничего общего с ненавистью к сторонникам Реформации. Да и вообще предполагалось устранить всего несколько главарей, включая Колиньи. Возможно, Екатерина, внутренне равнодушная к религии, действительно так оценивала свои действия.