Призрачные страницы истории

Большая часть того, что известно о пороховом заговоре, основывается на «Исповеди», написанной Томасом Винтером. При аресте Винтер был ранен в руку и не мог владеть ею настолько, чтобы написать длинное признание. Кстати, оригинал «Исповеди» куда-то исчез. Имеется лишь вторично составленный сокращенный текст. Почерк, которым она написана, напоминает почерк Винтера, но встречающиеся в нем описки приводят к убеждению, что речь идет об умелой подделке. Достаточно сказать, что автор «Исповеди» по-разному транскрибирует свою фамилию. Конечно, написание фамилий было в то время не всегда одинаковым (сколько недоразумений и домыслов вызвала, например, разная транскрипция фамилии Шекспира). Но сам человек обычно выдерживал единообразное написание своей фамилии. Более того, в текст «Исповеди» включены маловажные поправки, сделанные самим королем в копии перед отправлением ее в печать. В «оригинал» они внесены тем же почерком «Винтера». Немало и других подозрительных моментов. Если не верить «Исповеди», то вполне возможно предположить, что Томас Перси снял дом около парламентского здания, поскольку получил придворную должность. Возвращение Фокса в Англию было шагом, который предприняли многие эмигранты после вступления на престол Якова. Принятие Фоксом фамилии Джонсон было мерой предосторожности, которую также соблюдали другие возвращавшиеся на родину эмигранты-католики. Официальный отчет несомненно лжет во многих своих деталях. Он основан на протоколах допросов обвиняемых, проводившихся под пыткой. Генеральный прокурор включал в протоколы «нужные» вставки и вымарывал почему-либо неудобные места.

Если Сесил был организатором заговора, как он мог заронить мысль о покушении на короля в голову Кетсби? Ответ напрашивается: через лорда Монтигла. Вероятно, от Монтигла Кетсби мог узнать важный секрет, без знакомства с которым не могло быть порохового заговора: король предполагает присутствовать на открытии новой парламентской сессии. Юридически она считалась лишь возобновлением парламентских заседаний, при которых присутствие монарха не предусматривалось. Яков решил нарушить обычай только потому, что парламент должен был обсудить важнейший вопрос об объединении Англии с Шотландией. Решение это сохранялось в секрете. (Но, следует добавить, Кетсби мог узнать о намерении Якова не только от Монтигла, как считают сторонники католической версии, а от кого-нибудь другого, посвященного в тайну.) Несомненно, что сцена с получением Монтиглом письма была заранее продуманной комедией, тем более что другой участник этой сцены, Томас Уорд, был, по всей видимости, агентом Сесила. Вся эта сцена была разыграна, чтобы показать, как ничего не подозревавшее правительство узнало о нависшей над страной и королем угрозе и как оно и после этого не могло разгадать загадку, которая сразу же стала ясной благодаря проницательности вернувшегося в Лондон монарха.

Загадочной представляется роль Френсиса Трешама. Нет доказательств, что Трешам написал письмо Монтиглу, в чем его подозревали Кетсби и Винтер. Он в течение нескольких дней после ареста Фокса и бегства заговорщиков оставался в Лондоне и даже, по некоторым сведениям, предлагал свои услуги в поимке беглецов. Хотя Фокс под пыткой назвал имя Трешама, правительство еще четыре дня колебалось, прежде чем дать приказ об его аресте, а он сам вел себя как человек, не опасавшийся властей. Трешама арестовали лишь 12 ноября. Его поведение можно объяснить тем, что он много знал о роли Монтигла и считал это гарантией своей безопасности. Правительство же, в свою очередь, также колебалось — арестовывать ли Трешама. В конечном счете, видимо, было сочтено, что опаснее оставлять его на свободе. В показаниях Трешама чья-то заботливая рука вымарала все упоминания о Монтигле. Через шесть недель после ареста Трешам был уже тяжело больным человеком, в ночь на 23 декабря он продиктовал письмо Сесилу, в котором опровергал свои показания о знакомстве с главой иезуитов Гарнетом и что ему было известно о поездке Винтера в Испанию, и просил жену передать его письмо министру. В ту же ночь Трешам скончался. Официально его смерть была приписана удушью, «болезни, которой он был подвержен в течение долгого времени». Однако до ареста Трешам выглядел вполне здоровым, поползли слухи об отравлении и что это — дело рук Монтигла. Сохранилось письмо Сесилу от коменданта Тауэра Уильяма Уода, несомненно посвященного в закулисную сторону порохового заговора. В этом письме, датированном, как и смерть Трешама, 23 декабря 1605 г., выражалось беспокойство, что не получен приказ о скорейшем захоронении тела. Такая озабоченность могла свидетельствовать о желании скрыть следы действия яда.