Призрачный поцелуй

Случай с Розовым Фламинго произошел, когда мы с Ксюшей оканчивали восьмой класс и выглядели совсем девчонками: в детских, почти одинаковых курточках, с цветными заколками в волосах и без грамма косметики на лице.

Стояла отличная апрельская погода с первым пригревающим солнцем и зябким, но приятно волнующим ветерком. Запрятав шапки в рюкзаки, мы часа два гуляли нараспашку по Старому Арбату: ели мороженое, обсуждали парней из десятого, фотографировались чуть ли не у каждого фонарного столба и останавливались возле всех музыкантов. Художники зазывали нас позировать для портрета, а возле стены Цоя какой-то парнишка, снимавший трансляцию для своего канала, подарил нам по золотому воздушному шарику.

Домой возвращались на метро. Раскрасневшиеся, взбудораженные, все еще смеющиеся над всем подряд. Дурачились на эскалаторе, и тетенька, сидящая внизу, в стеклянной будке, сделала нам замечание по громкой связи, чем развеселила еще сильнее.

Влетели в вагон поезда, но садиться не стали, хотя свободных мест хватало, и первым делом повытаскивали телефоны. Обязательный ритуал, ведь в течение пятнадцати минут, пока мы в них не заглядывали, в мире происходило огромное количество событий. Даже в нашем маленьком личном мире – и то произошло.

– У него новая фотка! – восторженно взвизгнула Ксюша.

– Где? – Я попыталась отнять у нее телефон, но она не далась.

– На своем посмотри. Боже, Алиска. Ну почему он такой красивый?

Она нарочно повернула экран телефона так, чтобы я не могла в него заглянуть и из-за этого сгорала от любопытства. Пришлось открыть профиль Башарова у себя.

Мы с Ксюхой обе любили Юру Башарова из десятого «А» и днями напролет его обсуждали, любовались фотками, бегали на переменах на него «посмотреть», караулили после уроков, чтобы за ним «следить», слушали песни, строчки которых ассоциировались с ним, писали ему с фейковых акков признания и придумывали всевозможные гадания, где выходило, что он нас тоже любит. Обеих, и одинаково сильно.

В том возрасте одна любовь на двоих, как занимательное хобби, объединяла, а заодно и развлекала. Это уже потом мы поняли, что наше восхищение Башаровым было даже не влюбленностью, а лишь ожиданием и поиском любви, но в тот момент, когда я открыла его новую фотографию, где он, широко улыбаясь, позировал, стоя во весь рост, на качелях, не смогла сдержать радостного возгласа, и все немногочисленные пассажиры в вагоне неодобрительно посмотрели в нашу сторону.

Ксюша громко и радостно расхохоталась.

– Клево, да?

– Дай воды, – тоже смеясь, попросила я. – Аж в горле пересохло.

Сунув мне свой воздушный шарик в руку, а телефон в карман, она полезла в рюкзак за водой.

Поезд притормозил на станции. Двери открылись, выпуская и впуская людей, потом закрылись.

Ксюша протянула пол-литровую бутылку «Аква минерале», я немного отпила из нее, а закончив, заметила, что на нас больше никто не смотрит. Все взгляды были обращены в конец вагона, где, согнувшись в три погибели, медленно передвигался на костылях одноногий человек в бело-розовом одеянии. Лицо было спрятано под глубоким, низко опущенным капюшоном, кисти рук обмотаны бинтами, на единственной ноге красовался высокий шнурованный ботинок с вырезанным носом, откуда торчал белый носок. К одному из костылей была прилажена обрезанная пластиковая бутылка, в которую он собирал подаяние. Весь вид попрошайки, от бледно-розовых шнурков до такого же цвета варежек, производил жутковато-странное впечатление. В глазах немногочисленных пассажиров читался испуг. Один мужчина, осмелившись, кинул в его бутылку пару монет. Остальные вжались в сиденья, лишь бы он прошел мимо не останавливаясь. Я поспешно отвела взгляд, как будто этот тип – Скромник из SCP, который, если заметит, что ты на него смотришь, немедленно схватит, и жизнь твоя закончится белыми помехами на черном экране.

Ксюша же неожиданно издала странный, короткий смешок. Не нарочно и не то чтобы насмехаясь над этим человеком, а, как она позже объяснила, смех вырвался сам собой, от неприятного напряжения и оттого, что мы до этого долго смеялись.

Как бы то ни было, стоило ей издать звук, как белый гребень капюшона тут же устремился в нашу сторону. Костыли монотонно застучали по полу вагона, мелочь в обрезанной пластиковой бутылке зазвенела – и, с невероятной для инвалида скоростью, попрошайка возник перед нами. Мы обе оцепенели от ужаса.

Головы он не поднимал, но из-под капюшона торчал неприятный острый нос, на котором сидели очки с розовыми стеклами. Узкие сухие губы беззвучно шевелились.

– Что? – с вызовом выпалила Ксюша.

Надеясь, что он оставит нас в покое, я кинула ему пару монет. Но бело-розовый человек не ушел, а потянулся к бутылке, которую все еще держала в руке. Пришлось отдать.

Попрошайка поднес ее горлышко ко рту, влил в него порцию воды и, громко сглотнув, осклабился в темной, будто бы беззубой улыбке. Мы с Ксюшей едва дышали.

Казалось, он стоял так перед нами, страшно улыбаясь, целую вечность.

– Больше нет, – наконец отмерла я.