— Это все бутафорское, расслабьтесь. Клюквенный сок. — «Выгляжу я, наверно, и правда погано». Прежде, чем привратник успел бы снова заговорить, Дэрри спросил: — А чего тут так тихо? Почему замок закрыт?
— Долбанутый? Бухал? По голове шибанули? — почти с сочувствием поинтересовался охранник. — Тихо, потому что ночь на дворе. Королевский музей с десяти утра открывается, сейчас кассы закрыты, раньше утра можешь не приходить. И учти, если чего спереть решил или нарываться захочешь, у меня ствол заряжен. Мигом нашпигую свинцом, дернуться не успеешь.
«Я и не думал, что эта штука у тебя в кобуре для красоты — а вот какой ты стрелок?»
— Расслабьтесь, любезный, — протянул Дэрри. — Разве я напоминаю вам вора?
— По мне так, больше всего и похож, еще и говоришь, как поехавший, — охранник перебросил свой странный факел, больше всего напоминавший электрические реликвии Древних из старых книг и скорее всего им и подобный, в левую руку, а правой вытащил из кобуры пистолет и навел на Гледерика. Раздался тихий щелчок, черный ствол смотрел на Дэрри прямо в упор. — По-хорошему, — продолжал привратник, — мне проблемы не нужны, а бомжара с оружием, задающий тупые вопросы и ломящийся мне в дверь, проблемами так и разит. Мне бы стоило вызвать копов, но, к твоей радости, по ящику через полчаса станут крутить «Последнего Кардана», — при этих слов Гледерик чуть не дернулся, но промолчал, — и я хочу посмотреть. Так что проваливай отсюда к чертям собачьим, дружок, и пойди протрезвей. Не порть мне вечер, как человека прошу. А если накатаешь жалобу, скажу, что тебя отродясь не видывал. Сдается мне, поверят не тебе, а мне.
Он ухмыльнулся и шумно дохнул спиртным. Похоже, односолодовый виски, наметанным нюхом определил Дэрри — вот и объяснение, почему этот парень настолько на взводе. Хотя, конечно, сам он хорош — стучится к нему, весь в пятнах засохшей крови, в каких-то обносках, с мечом у пояса, а мечи тут, похоже, не принято больше таскать посреди улицы. «Что же случилось с Иберленским королевством, покуда я путешествовал по Регедскому?» Покаянно кивнув, Дэрри начал разворачиваться, намереваясь уйти, а потом решился и все-таки спросил:
— Я мигом свалю, честное слово, только скажите — какой сейчас год?
— Последнюю память пропил? — охранник спрятал в кобуру пистолет.
— Можно и так сказать, — Гледерик не ощущал ничего, кроме беспредельной усталости и желания найти какой-нибудь угол, чтобы заснуть, пусть даже это окажется ночлежка, бродяжий притон, а должны же найтись в этом странном Тимлейне и они. — Вы не представляете, — сообщил он, — какой длинный и поганый у меня выдался день.
Охранник вздохнул, меняя гнев на милость:
— Все-таки дрался, а?
— И не с одним человеком, вы уж поверьте. С целой армией, мне сдается.
— Что ж, у кого не бывало поганой молодости, тот вовсе не жил, — снова вздохнул охранник, застегивая кобуру и поигрывая своим странным светильником. Похоже, пьяный гнев сменился у него пьяным же добродушием — и Дэрри решил воспользоваться этим. — Заходи, тут все равно скука смертная до утра, а у меня еще две бутылки шоненгемского остаются. Привез из отпуска, а распить не с кем — друзья не разговаривают, жена, скотина, ушла все к тем же друзьям. Скоро кино начнется, хочешь кино посмотреть? — Гледерик на всякий случай кивнул, хоть и не совсем понимал, о чем идет речь. — Хорошее кино, про последнего из старых королей, из прежней династии, как он трон возвращал и как Драконий герцог с ним бился. Отличный фильм, с лошадками, битвами, мечами как у тебя — этой вот всей ерундой. — Уже перешагнув порог своей караульной и приглашая Гледерика войти, ночной сторож Королевского музея Тимлейна сказал: — А что касается года, приятель, то на случай, если тебе и правда мозги отшибли, сообщаю. Пять тысяч сто девяносто девятый от Рождества Создателя на нашей грешной земле. Месяц июль, тридцатое число. Не стой столбом, сквозняка надует.
Дэрри поспешно кивнул, надеясь, что его лицо не отражает никаких неуместных чувств, и зашел в караульную. Сторож глядел на него со смесью сочувствия и опаски, пахло спиртным и горячей едой, радовала глаз застеленная цветными простынями кушетка, расположившаяся в уголке, а стоявший возле стены прямоугольный ящик, сделанный из незнакомого материала, показывал одной своей стороной цветные движущиеся картинки, ничем не отличимые от живых. Не читай Гледерик в тарагонских и паданских книгах про изобретения Древних, решил бы, что маленькие человечки в самом деле пляшут и танцуют прямо перед ним, разместившись под крышкой, за прозрачным стеклом.