Она часто вспоминала Ирландию и свою семью, произнося фразу «Mé chailleann tú»(Я скучаю). Я не понимал значения, но ее голос всегда дрожал, а губ касалась грустная улыбка.
Но это не была настоящая Арин — всего лишь лживый образ, который она выстраивала вокруг себя годами. Ее счастливая улыбка — ложь. Ее слова — ложь.
ОНА. ВСЕГДА. ВРАЛА.
На самом деле Арин была одинока и несчастна.
Настоящая Арин закрывалась ночью в полупустой комнате с роялем и рассказывала свою историю инструменту. Он был единственным другом, который понимал и выслушивал трогательную пьесу жизни. Она никогда, никогда не делилась своей болью с кем-то, храня ее внутри. Она медленно умирала: птица, запертая в золотую клетку и лишенная свободы.
И причиной ее страданий являлась любовь, которая не смогла спасти семью от разрушения.
Любовь к музыке.
Она не могла вздохнуть полной грудью и взлететь, потому что я и отец лишили ее чувства полета, лишили ее мечты и крыльев. Она существовала, но не жила.
***
Она всегда говорила, что я буду музыкантом. Они часто спорили с отцом, кем же их чадо станет. На мой седьмой день рождения она подарила гитару и сказала, что я будущий Джимми Хендрикс.
— Mamaí, а кто такой этот Джимми?
— Он великий гитарист, mo aingeal.
— Эйрин, не выдумывай. Он наследник компании, а не наркоман, — смеялся отец, покачивая головой.
Сент Лавлес являлся потомком обедневших аристократов, переселившихся из Англии в Эдмонтон и сделавший успешный бизнес в сфере нефтепромышленности. Он был принципиальным, строгим и серьезным мужчиной, который унаследовал от своих предков любовь к труду, богатству и хорошей жизни.
Я не понимал, как Арин могла полюбить человека, который был лишен элементарного — душевности. Она — бедная пианистка-самоучка, он — бизнесмен, помешанный на работе и деньгах. Что их объединяло?
— Почему ты так говоришь? Джимми Хендрикс великий гитарист-виртуоз. Его называют феноменом, музыкальным гением и человеком, изменившим рок-историю…
— Эйрин, не начинай, — хмыкал многозначительно отец, отпивая из бокала вино, и махал рукой, мол, не говори бред.
— Он может сам выбрать свой путь, — возражала Арин. Я только непонимающе переводил взгляд с одного на другого родителя.
— Эйрин, — тон отца менялся и становился черствым. — Это не обсуждается. У него большое будущее в компании. Младший Лавлес не станет посмешищем и позором семьи. Я строил годами бизнес, руководить которым будет мой сын.
— Позором?