— Что ты поешь? — поинтересовался Горностай, выехав на бесконечную прямую дорогу и позволив себе лишь теперь коснуться острой коленки своего кумира. Габи не оттолкнул его руку, колено даже как будто немного сдвинулось в сторону полицейского.
— Так, одна дорогая мне песенка.
Роберт остановил эту тему, поняв, что в очередной раз зацепил что-то слишком важное для Грассо. Он изменил течение разговора:
— Габриэль.
— Мда? — мурлыкнул руфер, наслаждаясь поглаживаниями бессовестной руки старшего лейтенанта.
— Когда мы закончим это дело, что ты… у тебя есть какой-то план, что ты хочешь делать дальше?
— План? Нет. Нет никакого плана. Если честно, я до этого дня не думал, что это когда-то закончится, в том смысле, что моя жизнь вообще продолжится после этого.
Говорил Габи беззаботно, словно уже очень давно все решил для себя.
— У тебя есть сестра и брат. Семья, о которой ты должен заботиться. У меня никого нет. Мои все… ушли. Поэтому у меня не было плана. Я хотел биться до последнего. Решил, что пойду на все. А когда идешь на все, предполагаешь, что самый вероятный исход — это закончить на этой миссии. Легко их остановить не будет.
— Ты не закончишь на этом деле, — Роберт сжал угловатую коленку. — Я же теперь с тобой. Я все сделаю, чтобы тебя это не коснулось.
— Не коснулось? Роберт, я погряз в этом. Это дело — это моя жизнь. Другая жизнь, которая была когда-то канула в небытие. И единственное, что я планировал — это вернуться к ней.
Горностай нахмурился и резко убрал руку, вернул ее на руль. Мрачно произнес:
— А ты эгоист.
— В смысле? — медовые глаза вспыхнули, руфер выпрямился в кресле, убрав ноги с приборной панели. — Я не понял…
— В том смысле, что ты гонишься за призраками и в упор не видишь, что ты уже не один. Что ты уже несешь ответственность за человека, который тебя любит.
Габриэль уставился на полицейского, внимательно следившего за дорогой.
— Не понял.
— Ты несешь ответственность за меня, так тебе понятно будет?
Старший лейтенант так и не повернул голову, позволив Призрачному оценить серьезность его заявления во всем своем ужасающем объеме.
— Ответственность за тебя?
— Да. Ты собираешься идти до конца, но не слышишь или отказываешься слышать то, что я тебе говорю. Пойду за тобой. Если ты до конца, и я до конца.
— Но ты не можешь! У тебя же брат и сестра!
— Ошибаешься, — мотнул головой Горностай. — Я всему их научил, они взрослые и в мирном городе вполне справятся сами. Так что, как видишь, я вполне могу отдать свою жизнь за того, кого люблю. Даже если для него это ничего не значит.
Габриэль захлопал ртом не зная, что ответить на подобное заявление, поразившее его до глубины души, заставившее его содрогнуться всем худосочным телом и забыть все то, о чем говорил до этого.
— Я хочу, — негромко продолжил полицейский, — чтобы ты помнил это, когда в следующий раз полезешь животом на чей-то нож.
Габриэль замолк. Внезапно, совершенно неожиданно в его черном, прогнившем за долгие годы мире появилась брешь. Будучи воспитанным в большей степени бабушкой и мамой, которые учили его хранить семейные ценности, беречь семью и близких, быть справедливым и ненавидеть, уничтожать в себе эгоизм, Грассо вдруг осознал, что его только что очень жестоко подставили. А ведь действительно, до этого момента он был один. Все для себя решил, у него был план! Был план! Чёткий, понятный до каждого винтика план.
А теперь этот план развалился. Он рассыпался с каждым новым метром, который они преодолели, мчась на скорости выше ста семидесяти километров в час. Ведь и впрямь, как он не увидел этого до сих пор? Ведь Горностай уже доказал это. Он не отстанет. Пойдет за ним по пятам до самого конца и если где-то на пути его, Габриэля, убьют, то Роберт если не успеет закрыть его собой, что даже более вероятно, то закончит дело до конца.
Таким образом выходит, что…
Что, сознательно идя до конца, он сознательно ведет туда же и до того же конца Роберта. Да, у Горностая есть не меньшая причина разобраться с «Волной», но до недавнего времени у полицейского не было планов закончить на этом. У него же семья есть. Но если он ставит все под таким углом…
Габриэль так и не очнулся от своих нелегких размышлений, до самого приезда в дачный посёлок. Они без труда нашли улицу и дом, у калитки их обоих уже ждала женщина. Пожилая, но в городском платье, поверх на которое был повязан фартук, который она уже успела испачкать в пыли и грязи. Махнув парням рукой, она пригласила их следовать за собой. В доме, прямо в сенях, передала им документы.