– Народ разошелся ни на шутку. Пошел грабить. Публика кипела от возмущения. Очевидно, они разгромили лавку Гилмора. И пару соседних.
– Серьезно? – эта новость встревожила и взволновала Шэй в равной мере.
– Куда уж серьезнее, – ответила она, – их вопли слышали на других улицах. Вооружившиеся молотками парни скандировали: «Мы – птицы». И Бесподобный говорит всем, что ты так и пророчествовала.
Темный причал покрылся скользкими водорослями. В углах нижних ступеней скопились мертвые листья, и Шэй почувствовала густой запах гниения. Древние вязы с узловатыми ветвями погрузили дом в тень, даже в полдень в каждом окне горели свечи. Лодочник запросил целый шиллинг, чтобы подождать их возвращения, и после неудачного торга Алюэтта все-таки заплатила ему.
– В Мортлейке у любого подонка есть своя лодка. Если бы мы не задержали здесь нашего лоцмана, то нам пришлось бы вплавь добираться обратно.
Сад выглядел заброшенным, забитые сорняками цветы загнивали на корню. Улитки расплодились сверх всякой меры, их слизью покрылась даже дорожка. Вода капала со всех выступов: свесов, подоконников, карнизов. Они стояли на крыльце, глядя на реку через капельную завесу, Алюэтта зябко поежилась.
В доме, однако, было теплее. На звон колокольчика явился важный лакей в парике и провел их по ряду уютных комнат, где в каждом камине горели дрова. Все они пустовали, но, казалось, ждали в предвкушении скорого возвращения хозяина. Слуга провел их в глубину дома по длинному коридору, с двух сторон заставленному полками с книгами. В конце его за двойными дверями оказалась просторная, залитая тусклым зеленым светом комната с полом, выложенным каменными плитами. Стеклянные стены и потолок, – заметила Шэй, – тоже покрывала затейливая расплывчатая сеть водорослей, поэтому они выглядели чудесным, освещенным изнутри опалом. Тусклый и какой-то вязкий свет озарял это теплое, как навозная куча под жарким летним солнцем, помещение. Согнувшись над чем-то, Ди стоял к ним спиной. Алюэтта направилась к нему, начав что-то говорить, но он просто предостерегающе поднял руку, остановив ее, и вернулся к своему занятию. Алюэтта закатила глаза.
Шэй огляделась, пытаясь запечатлеть в памяти обстановку, чтобы позже описать ее Бесподобному. В левой части лаборатории следы водорослей стерли, оставив в центре каждого стекла размытый световой круг. Слабые лучи света омывали деревянную вешалку, украшенную гирляндами каких-то свертков. Сначала Шэй показалось, что там висят шпульки с хлопком, но, приблизившись, она разглядела ряды коконов. Верхний ряд покрывала белая опушка, на каждом последующем ярусе куколки были более темными и твердыми; а нижний ряд выглядел таким же щербатым, как зубы во рту пьяницы. Из некоторых начало что-то вылупляться, ошметки их коконов свисали с вешалки; некоторые выглядели готовыми: хрупкими и набухшими. Пока Алюэтта рассеянно ждала рядом с ней, нетерпеливо постукивая носком туфли по полу, Шэй заметила первую дрожь на самом правом коконе. Она опустилась на колени, и вдруг куколка дернулась и прорвала кокон. Изнутри, стремясь к свету, появилось влажное, опушенное перышками черное существо. Шэй отвела глаза, сочтя это зрелище слишком интимным. Она повернулась к другой части комнаты. Уголок, в котором она стояла, выглядел диким, как джунгли, все горизонтальные поверхности полнились горшками с растениями. Из торфяной почвы выглядывали толстые, как пальцы, бело-зеленые стрелки. Некоторые травы она узнала, но гораздо больше видела впервые. В объемистом горшке земли росла одинокая орхидея, со стеблем тоньше ее большого пальца.
– Смотри, – прошептала Алюэтта, вставив кончик карандаша между двумя странными листьями, окаймленными похожими на ресницы отросточками. Листья защелкнулись, а отростки сплелись, как молитвенно сложенные руки. Алюэтта глянула на Шэй с заразительной улыбкой. Она стала молча показывать ей оригинальных обитателей этого мира. Огромная бабочка цвета подсолнуха медленно раскрыла крылья, показав пару фальшивых глаз. Наконец Ди хмыкнул и повернулся к ним.
– Алюэтта, всегда рад видеть тебя, – он был худым и коротко стриженным, что делало его голову похожей на оживленный череп. Кожа так плотно обтягивала голову, что из-под нее проступали контуры черепных костей. Темнели впалые щеки и впадины у висков, а на лбу и шее под кожей синели вены; да и сама кожа выглядела почти прозрачной. Цепкий взгляд его прищуренных глаз прошелся по лаборатории, что-то выясняя и отмечая.
– Если это… – Ди покачал куколку на ладони, – способно превратиться в то, – он показал на трепетавшую на стекле бабочку, – то насколько же легче превратить свинец в золото? – Морщины избороздили все его лицо: стрелки вокруг глаз, углублялись на лбу и сходились двумя разочарованным дугами к уголкам рта, но Шэй поняла, на самом деле сейчас он разговаривал сам с собой.
– Природу нужно убедить отказаться от своих тайн. Ее нужно соблазнить, – на последнем слове он взглянул на Шэй. – Кто это?