Призрачный театр

– У вас будет и королева? – не удержавшись, спросил Бесподобный.

– Вероятно. Возможно, – он встал перед Шэй: – И у тебя тоже… Щебетунья… Будет важная роль.

Они все повернулись к Шэй.

– Но она же только суфлер, – возразила Алюэтта, – вряд ли она сможет развлечь гостей.

Эванс вытянулся, гордо расправив плечи и выпятив живот. Крыша, конечно, мало подходила для задуманной им впечатляющей сцены.

– Я говорю о ее оригинальной роли. С пением. И предсказаниями. Забыли ваши призрачные действа? – его голос сочился сарказмом, а Шэй впервые увидела Бесподобного таким растерянным и смущенным.

– О, хо-хо. Неужели ты думал, что я не знаю? Драгоценный мой, Бесподобный, ты не сможешь купить даже пирог без того, чтобы мне тут же не донесли, с какой он начинкой. Даже если ты дрочишь, мне сразу донесут, кого ты так мечтаешь трахнуть. Ди поведал мне, что эта маленькая щебетунья предсказывала судьбу перед сборищем бедных пьяниц, а теперь ей предстоит повторить это перед знатной публикой.

При одной мысли об этом Шэй пробрала дрожь. Сумеет ли она все ему объяснить?

– Я не смогу… сама не знаю, когда меня посетит прозрение, – сама того не желая, она невольно озвучила свои мысли.

Эванс смерил ее тусклым взглядом, и его голос вновь исполнился сарказма:

– Ах, прости, я не понял. Ну, если не сможешь, значит, не сможешь. Ладно, малышка. Все, что мы можем сделать, – это постараться изо всех сил, и если ничего не получится, то, несомненно, люди нас поймут, – он оторвал кусок окорочка, – а потом я лично сброшу тебя с этой крыши.

У нее возникло ощущение, будто ей залепили пощечину. Можно ли испытывать страх перед сценой за несколько дней до выступления?

– Дело в том, Эванс, – встрял Бесподобный, шагнув вперед с поднятыми руками, – что она вроде как впадает в транс. Ей совершенно неизвестно заранее, что именно она будет говорить или петь. И в итоге ее предсказания могут прозвучать несколько… – он помедлил, выбирая более впечатляющее слово, – апокалиптически. Луна в огне. Армии орлов. Такого рода образы… Возможно, это не совсем уместно для слуха королевы.

Эванс ущипнул себя за нос.

– Боже упаси, – Эванс наморщил нос. – Ну, теперь я знаю, как ответить моим друзьям, когда они спросят: «Неужели актеры просто выдумывают свои роли по ходу дела?» – Он выглядел невероятно усталым. – Ладно. Итак, Бесподобный и Трасселл, вы приходите ко мне в пятницу к шести колоколам. Фламандка, отправляйся в Мортлейк и завтра днем привези сюда наших летающих друзей. А ты, «Малышка-ни-то-ни-се», уволена. Забирай свои вещички и проваливай обратно в болота.

– Нет, вы не можете… – одновременно воскликнули Бесподобный и Трасселл.

– Могу. И уволю. Уже уволил. Она получала по два пенса в день, чтобы вам двоим не пришлось утруждаться, зубря ваши реплики? Если у нее нет других талантов, то ей явно переплачивали!

На крыше стояла бы полная тишина, если бы ее не нарушало совсем неместное воркование голубя. Шэй чувствовала, как в ней поднимается жар, как в момент, предшествующий прорыву песни.

– Карты, – вдруг сказал Трасселл.

– Что? – Эванс наклонил голову.

– Шэй, я рисовал для тебя оригинальные карты. В подарок на день твоего рождения, но они практически закончены.

– Какие карты? – спросил Эванс.

– Ну да, гадательные карты… – Трасселл подыскивал слово, способное исправить положение, – карты судьбы.

– Гадание по картам? – вяло хмыкнув, произнес Эванс, – развлекаловка деревенских ярмарок. Ну допустим, номер может и получиться, если выбрать эффектный наряд и реквизитец… давай-ка взглянем на эти картишки.

Деревянную шкатулку украшали красные камешки. Театральные драгоценности; в реквизиторском шкафу они заполняли целый ящик. Сдвинув крышку, Шэй вытащила колоду. Карты с красными рубашками и изящными картинками были сделаны из плотной бумаги: наборы мастей из воронов, воробьев, ястребов и сорок. Прекрасные живые изображения. По одному виду птицы на каждой карте, чернильный контур заполняли живописные краски. Казалось, эти бумажные птицы готовы взлететь; Трасселл запечатлел их в разные моменты движения. Ястреб замер с распростертыми крыльями, схватив добычу острыми когтями. Присевший на ветку ворон вонзил клюв в кость, воробей выглядывал из гнезда. У нее не было времени проверить, хватает ли карт для Старших Арканов. Но значения большинства карт она угадала по самим рисункам. Два целующихся лебедя, должно быть, Любовники, фламинго со скрещенными в форме четверки ногами напоминал Повешенного. Глубоко вздохнув, она выложила перед Эвансом ряд из трех карт.

– И ты умеешь предсказывать по ним судьбу? – с сомнением спросил он, и Шэй бросила украдкой благодарный взгляд на Трасселла; на картах были птицы ее детства, из Бердленда, и она понятия не имела, как он успел узнать ее так хорошо.

Она перевернула первую карту. Восьмерка воробьев. Она изображала улетающих птиц и отвернувшегося человека: разочарование.

– Да, – сказала она, стараясь унять трепет забившегося в груди сердца. – Да, умею.

21