Четверка вновь остановилась у самого порога, ибо за дверями они увидели черный саркофаг, увенчанный белой мраморной скульптурой. Войдя внутрь, они разделились и обошли гроб с двух сторон. В священном зале их шаги звучали резко и громко. Потолок украшала роспись из созвездий той ночи, когда убили Эльданеша, и в декоративном проеме виднелась красная луна. Ее свечение проходило сквозь линзу в груди изваяния точно там, где Анарис пронзил плоть Перворожденного.
И никакого оружия — ни священного старушечьего меча, ни какого-либо другого.
Иврайна вздохнула:
— Мне не хочется тревожить усыпальницу Эльданеша. Смерть и мертвецы были моими спутниками долгое время, но даже я не войду туда по собственной воле.
— Я не верю, что он погребен вместе с оружием, — согласилась Иянна. Она взглянула на меч в руке Иврайны и на другой, который сжимал Визарх. — Я не ощущаю его присутствия, ничего, что напоминало бы холодную ауру уже найденных Ключей Мертвых.
Никому не хотелось этого признавать, но, судя по всему, их предприятие потерпело крах. И, что хуже, сотни иннари погибли напрасно.
Мысль совсем не радовала Иврайну, но она сдержала гнев, вот-вот готовый выплеснуться из нее наружу. Разве она не служила Иннеаду верой и правдой? Разве не отдала ему свою жизнь в метафорическом, а сегодня и в самом что ни на есть буквальном смысле? Неужели ей до скончания дней суждено скитаться по космосу в поисках любых зацепок о местонахождении священного сокровища, ведомой одними только мифами?
— Здесь что-то есть, — подойдя к могиле, сказал вдруг Мелиниэль.
Иврайна ничего не увидела, и, судя по реакции остальных, они тоже. Но Мелиниэль склонился над надгробием и провел пальцами сквозь падающий красный свет. Когда автарх убрал руку, в ладони у него оказался большой каплеобразный рубин с тысячей граней. Мелиниэль поднял его, и тот заискрился сиянием красной луны.
Вдруг камень запульсировал красным и издал явственный стук, заставив всех встрепенуться. Мелиниэль вздрогнул, и лицевой щиток его шлема омыло алое свечение.
— Сердце Эльданеша, — прошептал он, будто под гипнозом. — Сотворенное из его крови, из его жертвы ради всех нас.
Он выпрямился и оглянулся на остальных, придя в чувство.
— Я видел его... — Слова застревали в горле, однако Мелиниэль продолжил: — Мельком, лишь на кратчайший миг. Олицетворение красоты, дух безмерной чистоты. И его убийцу. Столь жуткого и исполненного ненависти.
Он покрутил камень перед глазами, внимательно его изучая.
— Он... что-то
— Думаю, да, — ответил автарх и направился назад к дверям. Остальные последовали за ним к ступеням. — Разойдитесь-ка.
Они сделали, как он велел, отойдя на дюжину шагов. По его пальцам и изгибам брони, будто пропущенная через оптическую призму кровь, поползли ветви красного света. Пошатнувшись, Мелиниэль сделал шаг назад, разжал ладонь, и драгоценный камень повис в воздухе.
Сияние продолжало растекаться по автарху подобно второй коже, переливаясь оранжевым и желтым светом так, словно внутри него скрывалось пламя.
Мелиниэль раскинул руки и, издав судорожный крик, обратился в пламя. Черный и багровый огонь охватил все его тело. На один удар сердца он растянулся и сжался, плоть с кровью ему заменили пламя и тень, психопластик трансформировался в испещренную рунами кость.
На месте Мелиниэля теперь стоял Осколок Войны с пылающим в руке Анарисом.
—
На Иврайну воззрились мертвые угли глаз.
—
Чудовище содрогнулось и, как ранее от удара Иврайны, начало рассыпаться в вихре гари, дыма и жара, пока вместо него не остался Мелиниэль. Камень проплавил броню, плоть и кость и теперь пульсировал на месте сердца автарха. Сняв шлем, он распустил длинные темные волосы и явил символ Биель-Тана на щеке.
Мелиниэль улыбнулся:
— А мой клинок останется твоим навсегда.