— Как все условно! — сказал Вольф. — Вы были убеждены, что убили меня, я был уверен, что вы погибли по моей, в конце концов, вине, и мы оба были не правы. Но какое это имеет значение, я хочу сказать, правы или не правы, когда вы провели столько лет в напрасном сожалении и я — в ожидании возвратного чуда? Кто нам вернёт это время и кто изменит вашу или мою судьбу? И как вы хотите, чтобы после этого можно было верить в какие-то наивные иллюзии?
— Можно знать, что все иллюзии напрасны и что утешения, в конце концов, нет. Но, во-первых, это ничему не помогает, и, во-вторых, если мы не способны ни к одной, хотя бы самой незначительной иллюзии, то тогда нам остаётся только то, что вы называете прекращением ритма. И так как мы ещё существуем, то, может быть, не все потеряно.
Вольф молчал некоторое время, опустив голову и подперев её обеими руками, как ученик над трудной задачей. Когда он поднял на меня свои глаза, в них опять стояло то почти страшное выражение, которое появилось в первый раз после того, как я ему сказал, что я стрелял в него. Но то, как он обратился ко мне, странно не вязалось с ним.
— Милый друг, — сказал он, — знаете, зачем я приехал в Париж?
Какое признание мог ещё сделать этот человек?
— От моего пребывания здесь зависит решение одной сложной психологической проблемы, имеющей двойной интерес: личный, что важнее всего, и отвлечённый, что тоже не лишено значения.
— Извините меня за нескромность: в какой степени это решение зависит от вас лично?
— Всецело.
— Тогда это не проблема.
— Un cas de conscience[38], если хотите. Но нет большего соблазна, чем соблазн заставить события идти так, как вы хотите, не останавливаясь для этого ни перед чем.
— И если это оказывается невозможным?..
— Тогда остаётся уничтожить причину, которая вызывает эти события. Это одна из форм решения, правда, наименее желательная.
Я вышел из ресторана тотчас же вслед за ним. Я видел, как он остановил такси, видел, как он садился в автомобиль, и слышал, как мягко, со всхлипывающим звуком, хлопнула дверца. Был тёплый майский день, светило солнце; было около пяти часов пополудни.